.jpg "Заказать третий номер") 
СЕРГЕЙ СОБАКИН. ГРИГОРИЙ-"БОГОСЛОВ" СНЕЖАНА ГАЛИМОВА. ТОНКИЙ ШЕЛК ВРЕМЕНИ ИРИНА ДМИТРИЕВСКАЯ. БАБУШКИ И ВНУКИ Комментариев: 2 МИХАИЛ ОЛЕНИН. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ
АНФИСА ТРЕТЬЯКОВА. "О РУСЬ, КОМУ ЖЕ ХОРОШО..." Комментариев: 3 АЛЕКСЕЙ ВЕСЕЛОВ. "ВЫРОСЛО ВЕСНОЙ..." МАРИЯ ЛЕОНТЬЕВА. "И ВСЁ-ТАКИ УСПЕЛИ НА МЕТРО..." ВАЛЕНТИН НЕРВИН. "КОМНАТА СМЕХА..." ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК. "В ШКУРЕ ЛЬВА..."
НИНА ИЩЕНКО. «Русский Лавкрафт»: Ледяной поход по зимнему Донбассу АЛЕКСАНДР БАЛТИН. ПОЭТИКА ДРЕВНЕЙ ЗЕМЛИ: ПРОГУЛКИ ПО КАЛУГЕ "Необычный путеводитель": Ирина Соляная о книге Александра Евсюкова СЕРГЕЙ УТКИН. "СТИХИ В ОТПЕЧАТКАХ ПРОЗЫ" «Знаки на светлой воде». О поэтической подборке Натальи Баевой в журнале «Москва»
СЕРГЕЙ ПАДАЛКИН. ВЕСЁЛАЯ АЗБУКА ЕВГЕНИЙ ГОЛУБЕВ. «ЧТО ЗА ПОВЕДЕНИЕ У ЭТОГО ВИДЕНИЯ?» МАРИНА БЕРЕЖНЕВА. "САМОЛЁТИК ВОВКА" НАТА ИГНАТОВА. СТИХИ И ЗАГАДКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ НАТАЛИЯ ВОЛКОВА. "НА ДВЕ МИНУТКИ..." Комментариев: 1
"Летать по небу – лёгкий труд…" (Из сокровищницы поэзии Азербайджана) ПАБЛО САБОРИО. "БАМБУК" (Перевод с английского Сергея Гринева) ЯНА ДЖИН. ANNO DOMINI — ГИБЛЫЕ ДНИ. Перевод Нодара Джин АЛЕНА ПОДОБЕД. «Вольно-невольные» переводы стихотворений Спайка Миллигана Комментариев: 3 ЕЛЕНА САМКОВА. СВЯТАЯ НОЧЬ. Вольные переводы с немецкого Комментариев: 2
|
Просмотров: 1865
15 сентября 2011 года
Людмила Ивановна торопилась домой. Сегодня ей снова пришлось задержаться в школе: директрису предупредили об очередной внеплановой проверке, и всем классным руководителям приказано было в экстренном порядке изобрести какой-то журнал по технике безопасности. Абросимов – ознакомлен – подпись, Аникушин – ознакомлен – подпись, Блинова – ознакомлена, Байда – ознак… Три графы, тридцать фамилий, тридцать подделанных ученических подписей. На Чванове перестала писать ручка. Заменила, продолжила выводить – не пишет, и всё, что хочешь, то и делай. Испортила, в общем, страницу. Пока переделала… Тихо треснуло под каблуком стёклышко лужи. Людмила Ивановна пошатнулась, взмахнула руками даже, но устояла. Не хватало еще и самой – в гипс. Две недели назад её муж отпраздновал на работе день рождения (и ладно бы юбилей!), ну, перебрал слегка, а во дворе у них снова канаву какую-то раскопали с трубами. И вот он решил не по мостку дощатому перебраться, как все нормальные люди делают (до него десяток метров пройти надо было), а перепрыгнуть. Поскорее хотел, чтобы напротив подъезда сразу. Там канавы-то, и правда, смешно сказать… Женщина вздрогнула: в кармане пальто ожил поставленный на виброзвонок телефон. – Марфина Людмила Ивановна? – услышала она незнакомый мужской голос. – Да-да! – Ваш муж просил вам передать, у него деньги на мобилке кончились… – Да, да… Тридцать пять тысяч уже отдали за операцию. А еще лекарства каждый день, да сестрам, чтоб посматривали, ведь у него и сердце, не дай бог что, да санитаркам… А не то сама садись ухаживай, а жить на что? Кто теперь заработает? Домой не привезти – опять же: кому смотреть? Бабку похоронили, и то до сих пор еще из долгов не вылезли, царствие небесное, дочке за семестр еще не заплатили, а не бросишь, четвертый курс, да и та каждый день: «мама-мама, денег-денег, дай-дай»… Хлюпали под ногами пахнущие печалью прелые листья. Сейчас, до конца короткой и голой аллеи, направо, мимо заброшенного стадиона, за общежитие, через железнодорожную линию перейти, еще проулочек – и дома. Высвободиться поскорее из этого давно уже тесного заношенного пальто, из этих сапог старушечьих (правда, кожаные), освободиться от сумки с тетрадями и книгами, больше похожей на чемодан, посидеть в тишине… Немножечко посидеть в тишине. И ужин Мише отнести в больницу. Да. Ужин и карточку не забыть. Проходя мимо малосемейки-общежития, возле одного из подъездов Людмила Ивановна заметила младшего брата своей ученицы, Скориковой (её сегодня как раз не было в школе). Мальчик замер на мгновение, что-то соображая, потом слегка покраснел и вдруг – шагнул учительнице навстречу. – Марфа Ивановна, здрасьте! – бодро начал он, стараясь не смотреть ей в глаза. – А Лена заболела! Людмила Ивановна едва заметно улыбнулась. Конечно, для неё вовсе не было секретом, как называют её ученики. Марфа… Это было самое простое и естественное прозвище, которое можно придумать по фамилии. В конце концов, всё лучше, чем, например, у биологини – «Брюшко»! Ах, нет, нет, у той это же и в самом деле фамилия… «Эх, Скорикова! Лена, Лена… Даже не отрепетировала с братом, не подсказала!» – подумала Людмила Ивановна, но поправлять его не стала. – Заболела? Снова? Как это некстати… Давай-ка я поднимусь к вам на минутку! – Э-э-э… а дома никого нет, – растерялся мальчик. – Она это… ну… в общем… в больницу пошла! Людмила Ивановна понимающе кивнула. – Участкового врача и я сегодня увижу, о Лене обязательно справлюсь. Может, что-то серьезное, а мы и не знаем… Мальчик снова слегка покраснел, невнятно попрощался и убежал. А ничего, пусть поволнуется Скорикова. Выпускной класс, и уже с первой четверти опять за своё! А ведь как просились в десятый, мать в школу каждый день как на работу ходила – «возьмите-возьмите девочку»… Девочка… с четвёртым размером, прости господи… какая школа! Шла бы, вон, хоть санитаркой, что ли. Нет, такая в санитарки не пойдёт, чужие горшки выносить… Ну, продавцом в универсам, деньги бы зарабатывала. И матери всё легче было бы, двоих поднимает одна, без мужика, упахивается совсем, вот тоже бедная… Людмила Ивановна очень жалела старшую Скорикову. Но чем больше она думала о несчастной женщине, тем яснее вырисовывались перед глазами родные лица её собственных непутёвых домочадцев, и это было так странно, так… неприятно. Заморосило. Зонт… забыт в кабинете на вешалке. Впрочем, как всегда. Она одним привычным движением подняла воротник пальто и ускорила шаг. Дойдя до железнодорожной линии, приостановилась, очень аккуратно переступила через скользкие рельсы и почерневшие деревянные шпалы, и даже обрадовалась, что сапоги у неё на плоской подошве, такие устойчивые: опасное здесь место, всё вокруг будто в мыле, щебень этот особенно, того и гляди, – не только без каблуков, ещё и без головы останешься. На одном из путей, перечёркнутом полосатым шлагбаумом – тупик – неподвижно ржавел обезглавленный товарный состав. Поезд, который никуда не идёт. Приехал. Чёрное пустое железо… да ещё поперёк дороги: в обход, будьте любезны! Раздраженно цыкнув и еле заметно покачав головой, она обогнула это вечное препятствие и оказалась на маленьком естественном перекрёстке: здесь соединялись две «дикие» дороги. На одну из них выходили огородики частных домов, другая – короткий проулок – вела вверх, впадая в ту асфальтированную парадную улицу, куда и спешила Людмила Ивановна. Само перекрестие этих дорог подпирала большая мусорная куча (частники стаскивали туда всякий хлам). Людмила Ивановна, поравнявшись с ней, вздрогнула: куча шевелилась. На небольшом возвышении среди обгорелого тряпья, клочьев жухлой травы и бумаги, целлофановых ошмётков, бутылок из пластика и помойных отходов сидел и судорожно копался в большом черном пакете местный бродяга Аким. Это был совершенно безобидный мужичок лет шестидесяти, бывший часовщик, мастер-золотые руки когда-то, а теперь – бездомный горемыка, попрошайка и пьяница, человек не в себе. Жил он один, никого у него не было – ни жены, ни детей. Заснул однажды в домишке своём, по пьяной лавочке то ли папиросу не затушил, то ли еще что, а только дом у него сгорел, и всё сгорело, но сам-то выбрался неизвестно как, жив-здоров, но умом слегка тронулся. Что стало с участком его, земли-то у него было при доме сотки четыре, продавал ли, кому да за сколько, да куда дел вырученное – никто толком сказать не мог. Да и дела никому не было, своих горестей всякому хватает, а только – ничего у него давным-давно не было, чем жил, что ел, где спал, на что напивался – одному Богу известно. Глаза у Акима горели. Он окунал своё желтое морщинистое лицо в черный пакет, который держал на коленях, что-то там нюхал, разглядывал, подхихикивал, чесал грязной рукой свой засаленный седой затылок, потом засовывал в пакет обе руки, что-то там ворошил, вытаскивал какие-то пачки, перетянутые резинками, бил их друг о друга, бросал обратно и снова возбужденно хихикал. Людмила Ивановна прошла было мимо, но всмотрелась невольно и оторопела: не может быть! Деньги! Заметив, наконец, пристально наблюдающую за ним женщину, бомж замер, быстро собрал горло пакета в узел, схватив его обеими руками, прижал к груди, низко наклонился, почти лёг на него: прятал. Людмила Ивановна, неожиданно для себя, шагнула вдруг в сторону кучи. – Что у тебя там? – строго прозвучал её голос. Аким молчал, сжавшись в комок над пакетом. Он почти перестал дышать. – Ну! Милицию вызвать?! – Деньги… деньги мои… – Откуда? Украл? Говори, украл? – остановиться она уже не могла. Аким затряс головой. – Нашёл! Сам нашёл! Мусор, мусор! – Где? – У «Пальмы» в баках нашел! Наливайка под экзотическим названием «Пальма», в своём роде достопримечательность – выжившая еще с советских времен бывшая пивная, известная всем поколениям местных пьяниц – располагалась неподалёку. –Дал сюда! – скомандовала Людмила Ивановна. – Ну! Я звоню, – она вытащила из кармана телефон и уверенно занесла большой палец над кнопками. Аким съежился. Недавно, когда он, боясь замерзнуть, разбил камнем стекло в управе района (чтобы забрали наверняка), вместо тёплой кутузки его отвезли в какой-то дворик потемнее да отходили так, что еле отлежался потом. – Не надо ментов. Давай делить. Напополам, здесь хватит, здесь дохрена, а? – бомж, еще надеясь, заглядывал женщине в глаза. – С ума сошёл?! А ну-ка быстро пакет сюда! – приказала она, и по движению её руки Аким увидел, почувствовал: такая не засомневается. Он бросил свёрток в её сторону и, втянув голову в плечи, побрел прочь, и всё что-то тихо, невнятно, отрывисто бормотал. Людмила Ивановна застыла среди пустынного перекрёстка с грязным пакетом, набитым деньгами, в руках. Ей казалось, что бешеный стук её сердца слышен на километры. Она не решалась заглянуть внутрь, хотя ей очень хотелось. «Это не твоё, это чужое, этого для тебя не существует», – уговаривала она кого-то в себе. Этот кто-то властно принуждал её бегом бежать с пакетом домой. «Никто не видел. Бомжу никто не поверит. Никто не знает, что там. Раз в жизни, наконец, повезло… Операция, долги, плата за институт, а может быть, даже и новое пальто, и сапоги новые, да ладно уж, сапоги, сапоги – ерунда, не в этом дело, не ради этого же, но как хочется всё-таки, всё-таки, всё-таки…», – и все эти невозможности так легко и просто становились возможными! Её вывели из оцепенения чьи-то шаги в проулке. Людмила Ивановна невольно вздрогнула и вдруг словно увидела себя со стороны. Ей стало неприятно и стыдно. Приняв решение, она немедленно направилась в сторону злополучной «Пальмы».
В кафе было пусто. Во всегдашнем полумраке зала она едва разглядела двух человек. Один, в помятой рубахе с расстегнутым воротничком, сидел, уронив голову на столик, как на плаху. Второй стоял напротив, беспрерывно потирал пальцами залысины на своём багровом лбу, и выпирали как на анатомическом рисунке тугие жилы его шеи. – Как, как это может быть, я не по-ни-ма-ю! Я отказываюсь это понимать! Недельную выручку! Сколько там было? – Сто восемьдесят тысяч триста девяносто два шестьдесят… – Сто восемьдесят с половиной штук! В пакете! На помойку! День рождения они отметили! После учёта! Мусор они вынесли! Уроды! Я говорил тебе сразу, сразу везти мне деньги? Говорил?! Я говорил никогда не бухать на рабочем месте?! – Мы искали, Николай Иванович… сразу же почти, сразу как поняли, где… перерыли там всё… и не было уже… – механическим голосом отзывался помятый. Боковым зрением тот, что кричал, заметил: кто-то стоит в дверном проёме. Не поворачивая головы, рявкнул: «Закрыто!» Людмила Ивановна приподняла в руках чёрный пакет. Разъяренный хозяин снова открыл было рот, но она быстро достала из пакета несколько пачек, перепоясанных тонкими цветными резинками: – Я нашла. Деньги. И документы какие-то, всё здесь. Вот, пожалуйста… Через несколько минут Людмила Ивановна сидела за столиком, сложив руки на коленях. Перед ней дымилась маленькая чашечка кофе. Николай Иванович и возвращенный счастливым случаем к жизни управляющий энергично, профессиональными движениями считали деньги. – Сто восемьдесят триста шестьдесят…семьдесят, восемьдесят, девяносто. Двух рублей с копейками не хватало. Мужчины уставились на Людмилу Ивановну. Её бросило в жар. – Я?! – только и смогла она произнести. – Нет-нет, что вы, что вы! Простите, ради Бога, ради Бога извините! Вы нас просто спасли! Одну минутку, сейчас, я вас так просто не отпущу, – произнёс Николай Иванович и ушёл с пакетом куда-то в подсобку. – Сейчас, сейчас… уж позвольте, примите от нас… – ласково тянул, возвращаясь, Николай Иванович. Людмила Ивановна просияла, но уже через мгновение ощутила, что улыбка её стянула лицо: благодарный хозяин «Пальмы» торжественно протягивал ей коробку конфет. Несколько секунд они смотрели друг на друга. – Еще кофе? – не моргнув глазом, произнёс Николай Иванович. Было ясно: ей пора. – Нет-нет, спасибо большое, извините, спасибо, я… до свидания, спасибо… да-да, до свидания! – неловко приняв ярко раскрашенную коробку, часто кивая, попятилась она к двери. «Марфа, Марфа! Заботишься ты и суетишься… что ж тебе вечно-то всё больше всех надо! Чего ж тебе надо-то, старая дура! – горько усмехалась Людмила Ивановна, – стыдно-то как, Господи…». Она почти бежала по тёмному переулку и время от времени утирала глаза рукавом.
|
 Ингвар Коротков. "А вы пишите, пишите..." (о Книжном салоне "Русской литературы" в Париже) СЕРГЕЙ ФЕДЯКИН. "ОТ МУДРОСТИ – К ЮНОСТИ" (ИГОРЬ ЧИННОВ) «Глиняная книга» Олжаса Сулейменова в Луганске Павел Банников. Преодоление отчуждения (о "казахской русской поэзии") Прощание с писателем Олесем Бузиной. Билет в бессмертие... Комментариев: 4 
НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "СЕБЯ Я ЧУВСТВОВАЛ ПОЭТОМ..." МИХАИЛ КОВСАН. "ЧТО В ИМЕНИ..." ЕВГЕНИЙ ИМИШ. "БАЛЕТ. МЕЧЕТЬ. ВЕРА ИВАНОВНА" СЕРГЕЙ ФОМИН. "АПОЛОГИЯ ДЕРЖИМОРДЫ..." НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "ПОСЛАНИЯ"
Владимир Спектор. "День с Михаилом Жванецким в Луганске" "Тутовое дерево, король Лир и кот Фил..." Памяти Армена Джигарханяна. Наталья Баева. "Прощай, Эхнатон!" Объявлен лонг-лист международной литературной премии «Антоновка. 40+» Николай Антропов. Театрализованный концерт «Гранд-Каньон»
"МЕЖДУ ЖИВОПИСЬЮ И МУЗЫКОЙ". "Кристаллы" Чюрлёниса ФАТУМ "ЗОЛОТОГО СЕЧЕНИЯ". К 140-летию музыковеда Леонида Сабанеева "Я УМРУ В КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ..." К 50-летию со дня смерти Николая Рубцова «ФИЛОСОФСКИЕ ТЕТРАДИ» И ЗАГАДКИ ЧЕРНОВИКА (Ленинские «нотабены») "ИЗ НАРИСОВАННОГО ОСТРОВА...." (К 170-летию Роберта Луиса Стивенсона)
«Атака - молчаливое дело». К 95-летию Леонида Аринштейна Александр Евсюков: "Прием заявок первого сезона премии "Антоновка 40+" завершен" Гран-При фестиваля "Чеховская осень-2017" присужден донецкой поэтессе Анне Ревякиной Валентин Курбатов о Валентине Распутине: "Люди бежали к нему, как к собственному сердцу" Комментариев: 1 Эскиз на мамином пианино. Беседа с художником Еленой Юшиной Комментариев: 2
"ТАК ЖИЛИ ПОЭТЫ..." ВАЛЕРИЙ АВДЕЕВ ТАТЬЯНА ПАРСАНОВА. "КОГДА ЗАКОНЧИЛОСЬ ДЕТСТВО" ОКСАНА СИЛАЕВА. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ Сергей Уткин. "Повернувшийся к памяти" (многословие о шарьинском поэте Викторе Смирнове)
Александр Балтин. "Два двухсотлетия: Достоевский и Некрасов" "Идеи, в слово облеченные..." Памяти Валентина Курбатова "РУССКИЙ ХРИСТОС ЮРИЯ КУЗНЕЦОВА". К 80-летию со дня рождения поэта "КАК АНГЕЛА РАСПЕЧАТЛЕТЬ..." К 190-летию со дня рождения Николая Лескова
|
Обмануло в этом году бабье лето: только день-два и было всего. А рядилось богато, слепило глаза, так, будто и нет на свете никакой осени. Пригреет макушки – зажмуришься, голову повернешь, как подсолнух, к свету, и всё уютно вокруг и так красочно кажется! И поверишь почти – будто ни мороси больше промозглой, ни ветра, ни дождя, ни серого цвета не будет. А только радостный и тёплый – жёлтый. Так нет же! Наползло серого, расквасилось, расплакалось и вымерзло…
Санкт-Петербург