ПОЗДРАВЛЯЕМ ДНЕМ УЧИТЕЛЯ

                 Посвящается СШ, СШ, и СШ.

                 - Век живи, век учись.

                 - Душевно вам благодарен.

                          (Из нечаянно подслушанного разговора)

 1

  ... И вот поздравляют меня. Страшно, как страшный сон: давно ли я сам поздравлял!

 Хороший светлый солнечный осенний день.

 О чем вспомню в сей радостный праздник?

 Как, чему и кого я учил?

 Как сам учился?

 Мне неловко смотреть в щедрые глаза поздравляющих.

 - Что ж, - кажется, говорят они, - всех поздравляем, давайте уж и этого - не жалко.

А то ему обидно будет.

 "Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем!"

 Я отвожу глаза.

 Делаю вид вежливости и трезвости.

Как все же могло так случиться, что меня поздравляют с таким прекрасным и вместе странным праздником?

 Однако, УРА!

 Так уж вышло, я немного задержался в своем развитии.

 Умственном и душевном.

 То есть была какая-то бледная вспышка, лукавый, может быть, подъем где-то между двенадцатью и четырнадцатью, да и потом еще, а потом снова спад  в детство, почти вчерашнее детство, теперь уже такое далекое, и уже совсем не чистое и совсем не невинное: умственная бедность и ничтожество чувств.

(А настоящее детство мое, было ли оно чистым? Было ли невинным? Не знаю, не уверен. Может быть, просто не помню.)

 Помню, когда-то в детстве, начитавшись волшебных сказок, я мечтал быть невидимым. То есть, не быть, а становиться иногда, возвращаясь, когда захочу, в обыкновенное состояние. Быть то видимым, то невидимым: в зависимости от положения волшебной шапки на голове.

Чудесно казалось: можно делать все, что хочешь и как хочешь, совершенно никого не стесняясь и не боясь. Вседозволенность и безопасность. Бедный и глупый, иначе я даже мечтать не умел! Конечно,  невидимость и сокровенность дает человеку почти полную власть над другими. Чего ж лучше желать малолетнему, о чем лучше мечтать несмышленому!

Только это все пустяки: Вопрос в сущности чисто педагогический: только тогда кажется хорошо ребенку, когда большие ушли или по крайней мере не видят.

(Правда, американцы, изобрели, говорят, недавно какой-то инфракрасный прибор, позволяющий обнаружить спрятанного человека на довольно большом расстоянии. Утверждают, что это для отлова нелегальных эмигрантов из Мексики. А там, как знать, может быть, и для простых человек-невидимок... Но это ж американцы! Что с них взять. Они и сухой закон выдумали.)

 Разумеется, в своих мечтах о всемогущей невидимости я предполагал вести себя исключительно правильно и благородно, как это полагается в сказке. Защищать обиженных и побеждать злодеев. Этакое противление очевидному злу незримым насилием!  Но главное-то, конечно было в том, чтобы большие не видели.

Как знать, может быть, я и теперь втайне чего-нибудь подобного хочу, только сам себе в этом стыжусь признаться.

Только вот теперь je suis professeur, I am a teachear, я - учитель, и следовательно, не то что невидимым быть не могу, но даже уж слишком всегда у всех на виду.

 Как зверь в зверинце.

...А увлекательный это мог бы быть сюжет для писателя с воображением: рассказать и пересказать, что видит и знает человек-невидимка.

Широчайший простор для нашей дурной  фантазии! Сам бы взялся, только я простой школьный работник и писатель, наверно, окажусь слабый, да и воображение у меня недостаточко развито. Боюсь только испортить богатую тему.

         Праздник, а в голове все  науки, науки, науки... Свои и чужие предметы преподавательские. Чему учились-недоучились, чему учили-недоучили.

Лингвистика. Прежде всго "словарь", потом фонетика и так далее. Наконец поэтика с мифологией - в связи (прошу обратить внимание!) и как отражение других наук: прежде всего ботаники с зоологией (Волк- злодей и мегера Лиса)

 Но особенно: птицеведение с ихтиологией...

 (Ишь ты! Ученые.

 Их теология - ихтиология.

 - Рыбку любите?

 - Да. Особенно любоваться... Рыба, может быть, вообще самое красивое животное.)        

         География.

         - Так... Где у нас находится Амазонка?

         - Как где? На карте...

         (Отличник учебы прав: больше он ее нигде не видел)

О науках стоило бы, конечно, подробнее вспомнить, но не теперь, не теперь... Сегодня некогда: сегодня праздник. День учителя.

 Учитель! Перед именем твоим...

 Но это еще что?.. Сколько можно!.. Ну, да ладно! Сегодня согласен. Исключительно только ради праздника:

Поздравляйте меня сегодня! Поздравляйте! Поздравляйте меня сильнее!!

 Учитель должен быть умным. смелым. добрым и честным. И все это понимают  И я понимаю..

Только я не понимаю как...

 Родные и близкие мои (что за дурацкая идея!) всегда хотели гордиться мной...

 Бедные! Это им совершенно не удавалось. Чем в сущности было гордиться?

 День Учителя! У меня, у нас, у них - у всех (по крайней мере у всех нас!) праздник.

 (Хотя праздник , вообще-то говоря слово двусмысленное: праздное значит ведь еще нечто пустое и ничем не занятое).

 Но это праздник у НАС. Нас много везде, мы учителя. Мы учители.

 И мы зовем друг друга на подвиги.

 Учитель это ведь почти то же самое, что генерал. Не случайно в старое царское время учителям давали чины согласно табели о рангах (хоть и гражданские) и награждали за заслуги орденами.

 Хотя... Как это себе представить: "ГЕНЕРАЛ НА 0,5 СТАВКИ"?

 И все же, Учитель! Будь ты генерал хоть на полставки, хоть в отставке, ты должен жить так, чтоб никто не мог бы, не погрешив против истины, сказать тебе:" ГЕНЕРАЛ, А БЕЗОБРАЗИТЕ!"

 2

КСТАТИ О ГЕНЕРАЛАХ

 лирическое отступление (физика, электричество)

...все, что должно было, казалось, стремииться к гармонии (хотя б к трехрядной!), вдруг устремилось, кажется, совсем в другую сторону. Все как будто остановилось в каком-то совсем не динамическом равновесии: нищий завидует царю, царь нищему и безродному, бедный богатому, богатый бедному.

  Утро. Улица. Дворник. Он -. Генерал. Смелый и воинственный.

 Почему, собственно, генерал?

 Очень просто: так в детстве дразнили: Саня- Генерал: потому что фамилия Генералов, что почти с полной несомненностью свидетельствовало его   крестьянское происхождение.

 Дворник  (генерал!) был, наверное, вообще-то говоря дурак.

 Хотя все это так относительно.

 Двадцати с чем-то лет он немного призадумался.

 Он понял сам в себе, что человек он отчасти странный, выдающийся и проблематичный:

 Таких мало: в лековом автомобиле (включая TAXI) он никогда еще в жизни не ездил, исключая, естественно тот случай, когда его везли домой из родильного дома, хотя родился и вырос в столице (и м.б. даже в Москве!)

 Другое дело общественный транспорт и всякие  пригородные поезда: это было знакомо. До боли.

 Кроме того дворник время от времени бывал пьян и становился в таком виде непоседлив и гадок.

Что еще о нем сказать? Сам он говорил честно и громко, откровенно и прямо, преимущественно междометиями.

 Так плавно текла его жизнь, бесполезно, но  безобидно, пока он не вообразил себя генералом и не сочинил трактат об электричестве.

(Кстати, служа дворником, Генерал возле нашей школы подметал (Ох, как у нас дети пачкают и мусорят!) Имеет ли это связь с электричеством, не знаю. Но именно поэтому он мне именно в День Учителя вспомнился.)

Трактат об электричестве /а. м.б., отчасти и о магнетизме/

 экстракт, фрагменты:

"...вполне естественно предположить, что у электрона, участвующего в переносе чувственного или даже умственного импульса в человеческом организме /который тоже может быть однако добрым или не добрым/ и у электрона, работающего в грубой силовой машине или электрическом освещении, или просто движущегося себе в каком-н. природном процессе /например при ржавении брошенной железяки/ обнаружатся отчасти разные свойства...

 Вопрос состоит в том, сохраняется ли эта разница свойств /а проще говоря, память/, если поучаствовав в чем-то одном /тонкий нервный импульс, даже может быть следствие нежного душевного чувства/, наш добрый электрон окажется волею судеб втянут в что-н. другое /мотор, кабель, высоковольтная линия/, или наоборот?

И, если брать совсем уже крайний, совсем уже острый случай, можно ли представить себе ЭЛЕКТРОН СТРАДАЮЩИЙ?.."

 Ознакомившись с электрическим трактатом, друзья, сотрудники, сотрапезники и собутыльники нашего доброго генерала спросили единодушно, хотя с разной степенью вежливости: а не слишком ли праздны эти ученые размышления, и зачем они вообще нужны, если ни к чему практическому не ведут?

 Саня Генералов ответил мудро и элегантно:

 - Вы не волнуйтесь: я вменяемый.

 И из соображений личной безопасности выпил немного пива.

 ( Если что еще про генералов и про дворников вспомню, постараюсь потом рассказать) 

.3

 Праздник, праздно.

А от праздности порой рождаются самые отвлеченные и нелепые мысли.

 Думаю. Думаю скучно:

 Школьные учителя (даже не обязательно заслуженные) это ведь то же, что старые революционеры!

 А старые революционеры, как дети малые: играют, играют, играют.

Или вернее: шумят, играют, поют.

Принято почему-то считать, что старые революционеры живут прошлым.

Это  неверно.

Они очень даже настоящим живут.

Только настоящее их невольно и неминуемо подкрашено чем-то хроническим.

 Но это же все равно настоящее!

 Конечно, наша революция сравнительно с прежними (1905 года, например) была мелковатой, тинистой и болотистой, проще говоря, в основном трусливой.

Конечно, были свои герои, были славные подвиги, были поступки , и на настоящих героев, ушедших и ныне живущих, я, даже будучи учителем, не смею и не хочу бросить тень, тем более это так легко теперь, глядя в прошлое.

И, какая  бы ни есть, это же была наша революция, и мы, условно говоря, победили и вот пожинаем теперь несладкие ее плоды.

 Ну, да ладно.

Победа наша не беда.

 Победа наша полбеды.

 (А  уж если некоторые из учителей обидятся на меня за старых револционеров, ладно: пусть не старые, пусть не революционеры, но уж по крайней мере: ветераны холодной войны и внутренней эмиграции, из которой многие так до сих пор и не возвратились).

 Впрочем, выражаясь прошлым языком, всякая революция по сути своей буржуазная.  И с каждой последующей буржуазность все нарастает и нарастает.

 4

 Наивно думать, будто, мы, бедные цифиркины и кутейкины, из всех праздников только  свой торжественно отмечаем. Мы и другие любим. Например, 23 февраля.

 Живо вспоминаю, например, как мы отмечали этот радостный праздник в Средней школе села Чат-Куль (Бывшее Свинячье село) Сокулукского р-на Кирг. ССР в 19... не помню каком году.

 День был вялый, пасмурный, слякотный. Там, в Чат-Куле, кажется, зимой все дни таковы.

 Я, конечно, не помнил в тот день про военный праздник, и до армии с флотом мне в тот день совершенно никакого дела не было. На душе было уныло и тускло. А главное бесконечно устало.

 Школьники мои, однако, к 3-ему уроку уже заметно оживились.

 - Мы все знаем,- доверительно сообщили они мне на перемене, гордые причастностью к тайне, - вы нас с последнего урока отпустите и пойдете в столовую водку пить.

 Я в той школе совсем недолго работал, обычаев и нравов не знал и к тому, что сказали мне дети, отнесся с недоумением и недоверием.

 Однако вышло все, как по писаному.

 На следующей перемене ко мне подошел наш военрук  (ст. лейтенант запаса), он же по совместительсту (учителей не хватало) преподавал историю с обществоведением, и доложил ситуацию.

 Действительно, была команда детей с последних уроков отпустить, а самим собраться в актовом зале (в нашей бедной деревенской школе это было почему-то подвальное помещение без окон) на торжественное собрание, а потом в столовую - "там женщины будут поздравлять"

 Мужчин-учителей в школе было немного, а настоящими военными считались трое: старик-математик (давно на пенсии, уговорили только прийти выпускные классы к экзаменам подготовить) действительно военный, действительно ветеран: в звании старшины дошел в 45-ом году до Праги, естественно, военрук, ст. лейтенант запаса, и маленький всегда с недобрым лицом завхоз.

 Им и было предоставлено слово.

 Первым говорил старик-математик, высокий, в свело-сером костюме, с доброй живостью в умных серых глазах он вышел и скромно, но достойно встал перед нашей немногочисленной аудиторией.

Он давно уже на пенсии, его только выпускные классы к экзаменам подготовить пригласили.

Он говорил негромко, но внятно, хорошо, профессионально поставленным голосом, только ничего торжественного или праздничного в его выступлении  не было.

 Он рассказал, как они в 42-ом году отступали в приволжских степях.

 Шли не особенно зная куда и совсем не зная, что происходит вокруг и что будет дальше: вообще и непосредственно с ними, не зная даже, окружены они или еще нет.

 Несколько дней они совсем ничего не ели, потом нашли в поле убитую бомбой лошадь. Ночью пекли ее на кострах.

 Всего их было человек десять. Он был командир. И он рассказывал, как ему было страшно: Сам падая с ног от усталости, он целую ночь ходил от костра к костру, от солдата к солдату и  мучительно уговаривал  обезумевших от голода людей (уговаривал - приказывать было бесполезно) не есть слишком много сразу: после долгого отсутствия всякой пищи они могли от этого просто умереть. Притом умереть смертью мучительной.

         Ночь, крупные яркие звезды гладкая, долгая степь, которую на много верст во все стороны можно было увидеть, если  отвернуться от костра. Невыразимая красота и - отчаянье. Неоглядный простор и смертельная теснота.

 Речь старого математика, как это принято говорить у нас по-говяжьи, задела меня за живое.

 Выступавший после него военрук (алкоголик, говорили, за то и со службы досрочно уволенный!) красноречием не отличился: были одни только общие слова о необходимости крепить ряды, о почетных трудностях службы и про сложное и напряженное международное положение.

  После всех говорил завхоз. Он сказал следущее: "Да война, да фронт, конечно, и там, на фронте было нелегко, но ведь всем трудно было... И у нас вот тоже: головы за проволокой не досчитаешься - своей заменишь..."

После этого мы действительно пили водку и даже две бутылки шампанского. Закусывыали тяжелой и жирной пищей из школьной столовой. И даже танцевали.

Наша директор школы, дама крупная и волевая, пыталась научить меня танцевать вальс. Я, сколько было сил, увертывался и сопротивлялся, как-то совсем не по-учительски, скорее по-ученически пряча взгляд от ее больших серых взыскательных глаз.

...Кстати здесь у нашей Розы Павловны глаза тоже серые, и у Лидии Андреевны в 68-ой школе были серые тоже... И вообще у всех школьных директрис, сколько я их помню, были неприменно серые глаза. Я не знаю почему. Может быть, это какая-то закономерность? Профессиональный или даже кастовый признак?

Впрочем у меня самого они тоже серые, кажется... Неужели и я буду когда-нибудь директором школы?.. Хотя я не помню точно, какого у меня цвета глаза... Не забыть на досуге в зеркало посмотреть, какого у меня цвета радужные оболочки...

(Однако все же трудно вспоминать чужие праздники, когда свой наконец "и на нашей улице", так что про 8-ое марта вспомню когда-нибудь в другой раз)

5

 День Учителя. Праздник.

  А накануне...

 А накануне была ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ (Это  что-то вроде генеральной уборки):                

 Пустой класс. Сумерки. Я стою у доски. Мне кажется, что класс шевелится. Мне кажется,  под партами мыши. И я начинаю генералить. Я говорю громко и вдохновенно, как только могу, чтоб не слышать мышей:

 Дорогие мои учителя! Коллеги! Товарищи!

 Будьте милосердны!

 Несмотря на то, что сегодня наш праздник, уж если не детей, которых мы учим, так хотя бы друг друга давайте хотя бы немного жалеть...

  Дальше, как писалось в старинных романах, должны были последовать долгие и продолжительные аплодисменты...

 ... А впрочем надо с чувством глубокого удовлетворенния и справедливости ради отметить (я не говорю сейчас, конечно про подхалимов, про белые банты отличниц, ни про очаровательно-нахальную снисходительность десятиклассников) детям, кажется просто ВСЕ РАВНО, их не волнует праздник у нас или нет: в самом деле: не настолько же они нас ненавидят, чтобы и к празнику нашему испытывать недобрые чувства....

 Десятиклассники... Да-да... Теперь ведь у нас есть, уже и не выговоришь: одиннадцатиклассники и одиннадцатиклассницы....

Скоро собираются, говорят, еще и двенадцатый класс ввести... Неужели и до шестидесяти дойдут? Действительно: век живи, век учись.

 6

Что-то тихо стало, И не поздравляет никто. Наверно, технический перерыв. Обещал вспомнить про генералов и дворников. Попробую, пока тихо. Может, это и скучно, а в голову лезет (или из головы вылезает?)

СЮЖЕТ ПЕРВЫЙ /НЕ ВПОЛНЕ ХРОНОЛОГИЧЕСКИ/:

 Лето. Утро. Улица. Дворник.

 Утро раннее, улица светлая, и дворник ее метет.

 Из дому выходит генерал. Курит, смотрит в утреннее небо, на деревья и на дома.

 Он вышел слишком рано. Машину ему еще не подали. Наконец подают, он садится и уезжает. Дворник мучительно завидует. Чем он хуже? Почему ему не подают машину, а дали вот метлу, и он с раннего утра метет эту улицу. И во дворах. А зимой еще снег.

 Он не знает, и не подозревает даже, с какой завистью смотрит на него генерал.

 "Счастливый, думает он, пометет-пометет и вернется домой к жене. Будет пить чай... А я-то сегодня домой скорее всего не вернусь... Или за мной ночью придут." Бедный генерал, он уже многое знает и понимает. И ничего не может поправить.

 (Он еще только того не знает, что дворник этот по совместительству и еще в одном учреждении служит. И что он тоже про него писал. Неграмотно, недоброжелательно и некрасивым почерком)

 Это было про 30-ые века ХХ-го, а теперь про конец Х1Х или немого раньше или немного позже:

СЮЖЕТ ВТОРОЙ

 Все, собственно то же самое. Только генералу, может быть, подают не автомобиль, а пролетку. И дальше возможны варианты: или генерал едет стреляться, потому что растратил казенные деньги, и теперь другого выхода у него нет, и остается только завидовать дворнику; или он достоверно знает, что сегодня должен будет, как заяц, бегать, как волк, прятаться, менять распорядок дня и маршруты движения, пытаясь уберечься от беспокойных членов боевой революционной организации... И тоже - другой раз поневоле подумает: лучше б дворником был.

Все это конечно было давно и, кажется, уже всем известно, и не очень интересно даже, а вот существенное:

СЮЖЕТ ТРЕТИЙ: А ЧТО ЖЕ ТЕПЕРЬ?

А вот это пока не ясно.

  7

OUR TEACHERS, НАШИ УЧИТЕЛИ

 Да, да... Никогда ничему как следует не учился...

 Стыдно теперь. Особенно, когда сам стал учитель. Но особенно стыдно оттого, что не учился по лености. Ведь какие замечательные были у меня учителя! Сколько могу, хоть как могу, постараюсь вспомнить.

... Она преподавала биологию. Сначала ботанику, после начало зоологии: всякие монады, инфузории, хладнокровные, пищеварительную и дыхательную систему рыб (в разрезе) и химию (но это отдельно: химия, как ни крути, особенная наука: Глубоко простирает, как Ломоносов сказал, руки свои в дела человеческие).

  Учительница - красавица. Только (это я теперь думаю) с "несложившейся личной жизнью". Но все равно красавица. Она по-настоящему любила, то что преподавала. И растений, и зверушек. Как страстно и горячо рассказывала она нам из ботаники:

 "Нет, не надо думать, что зеленые растения дышат кислородом и выделяют углекислоту только в темноте, так что от живых цветов в комнате (если их слишком много) ночью может заболеть голова.

Нет, они и днем, так же как мы с вами, дышат кислородом и выделяют углекислый газ. Только  в то же самое время на свету в зеленых листьях происходит процесс фотосинтеза. а он идет сильнее, поэтому в итоге кислорода выделяетя больше..."

Она ленинградка, блокадница, в блокаду была в детдоме.

 "Когда настала весна,- рассказывала она,- стало легче: нас стали выводить  гулять... ..

Нет, мы  не играли, не бегали, мы не ходили даже. Мы паслись. Мы ползали по земле, находили первые травинки и поедали их..."

Ленинградцы вообще странные люди.

Не такие как все. Что-то в них есть неуловимо и необъяснимо особенное. Почва ли, климат ли так действуют? Или призраки прошлого не дают быть, "как все"?

Странный город.

Столько лет ловко притворялся Петербургом, теперь вот снова пытается. Только теперь, кажется, уже совсем неудачно.

И все равно я его люблю. Может быть, больше всех других городов...

Хотя забавно устроены наши мозги: Гибель и нечеловеческие страдания многих тысяч (кто скажет скольких!) строителей, "первостроителей"  города на болотах (еще при Петре) практически не известны "культуре", как бы вынесены за скобки. Эти жизни и смерти никак "высокохудожественно" не описаны.  Их как будто и не было. Зато страдания бедного Евгения, Акакия Башмачкина, Макара Девушкина, героя "Белых ночей", Раскольникова и многих других прочих стали, неотъемлемой частью нашего "культурного" существования, и оплаканы многими, многими слезами.

Мы только любуемся прямотой Невской Перспективы (она ж Гороховая, она ж ул. Дзержинского), безнадежно упирающейся в бездарное здание театра юного зрителя.

...Опять из меня выплыло какое-то лирическое отступление. Мысли прыгают, к чему здесь, собственно, город на Неве? (Вообще замечаю, так о чем-то подумаешь (даже в праздник!), тотчас по каким-то странным умственным и душевным связям, что-нибудь совсем посторонее вспоминается. И так вся жизнь превращается в какую-то цепь или сеть одних только лирических отступлений, о которых так скучно рассказывается на уроках литературы.)

8

Дети, дети, школьники,  школьницы... Как они все любят сладкое!

А замечали ли они, замечали ли вы, что у шоколадки "Аленка" давно уже такие невыносимо испуганные глаза на обертке?

Конечно, это может быть просто полиграфский брак, истраченность форм, но глаза-то  у шоколадки ведь просто страшно испуганные!                                                                   

9

Однако. праздник.

 Все цветы да цветы.

 Конечно, главные цветы были ноль первого ноль девятого - в годовщину начала второй мировой войны, но и на теперь что-то осталось. Потому что осень. Море цветов, и цветы дешевы.

 10

 Говорят, учитель всегда немного актер.

 Наверно, верно.

 Но только вот теперь, в праздник я это в себе так непосредственно ощущаю. Я действительно чувствую себя актером, даже бенефициантом, вызванным на сцену для поклонов и оваций.

 Пусть есть среди нас лучшие и талантливейшие меня. Все равно.

 Я артист.

 "Я артист." - так назвал свою книгу воспоминаний великий поэт Вертинский...

 Стоп!... Директор школы идет.... Роза Павловна.... Стыд! Срам!

 У всех праздник, день учителя, а я тут разумничался и раздухарился...

 Что скажет? Что делать?

 Спрятаться?

 Под парту что ли залезть...

 День учителя... Тень учителя...

 (Этот с позволения сказать учитель аполитичен, как последний сукин сын!)

11

ИЗОЛЬДА

Это очень простая сказка. 

У нас на заводе была уборщица.

Уборщицу звали Изольда.

А дворника, естественно, звали Тристан.

Вот собственно и вся история. По крайней мере пока.

А черные паруса?

Черные? А не надо нам никаких черных парусов. Не надо и все!                                                                                                    

 12

 Праздник...Я стою и смотрю.

 Дети вокруг пылают и кружатся, как зведы в стихах Бориса Корнилова.

 Я смотрю задумчиво.

 Я мучительно ничего не успеваю.

 Трудно получается жить, когда все жизненные вопросы вдруг затмеваются одним: как бы, где бы и у кого бы  денег до получки занять. Хотя бы десятку.

 Сокровища несметные...

 Снова телеграмма "Поздравляем днем учителя тчк"...

 Деньги. Никак не могу научиться обращаться с ними разумно: то их неизвестно куда девать, и они обращаются в бред, во вред, в грех, во зло, то они мучительно отсутствуют.

 "Пьянь такая, что с ним и выпивать невозможно." (Это я сам о себе)

 Нет. Мне нипочем нельзя быть богатым. Может быть, потому я и учитель. Если буду богат, мне будет просто скучно жить. О чем буду думать тогда? О проклятых вечных вопросах? У меня ж никакого воображения нет. Теперь вот думаю о деньгах и как хорошо было бы, если б они вдруг были. Я мечтаю. А проклятые вопросы это само собой. Их все равно никуда не денешь. А будь я богат, что? Одна тоска останется.

 Бедность? Нет. не бедность... Это все вздор. У меня столько всего, что я даже сам не знаю чего и сколько, и плохо соображаю, где что находится.

 Поневоле задумаешься.

Задумчивость однако это тоже не всегда хорошо.

 Ворона в крыловской басне имела сыр (Бог послал!), "да призадумалась".

 (Хотя о чем можно призадуматься, имея сыр?)

 И за то весьма пострадала.

 Все ведь мы, стоит нам призадуматься, только и ждем тотчас за то себе похвалы.

 А тут и лиса.

 Хорошо еще, легко отделалась. Утратой сыра. Могло ведь и хуже быть

 Словом, в сыре дырочки, а ворона дурочка.

Представляете себе? Городская окраина. Осень. Вечер, Начало вечера. Деревья, кустарники. И на ветках сидят вороны. Много ворон. И у каждой по кусочку сыра во рту...

         Это школа? Средняя? Какой класс? 

 О, ля! Девочка Наташа (9-ый "Б"),  дура ты набитая, скверная ученица - с тройки на двойку (хотя я-то тебе никогда меньше четверки не ставил), одна ты среди всего этого сброда и хаоса меня жалеешь, хотя и жалеешь, наверно, потому только, что не понимаешь.

 Ты думаешь, что я большой и грязный: вроде обезьяны-орангутана, а это неправда. Я вовсе не грязный. И не большой. Я маленький. В том вся беда, что я маленький. И учитель к тому ж... В том-то и беда, что учитель! Но это уж такая судьба. Ничего не поделаешь...

 День учителя...

 Цветы..

 Да заберите вы себе все ваши цветы!.. Зачем вы мне все нужны с вашими цветами?..

 Неужели нельзя было хоть ради праздника просто так по-человечески безо всего прийти!

13

БОКАЛ ШАМПАНСКОГО

 (сервировано в учительской на шахматном столике).

 Все подходим и берем по очереди свои бокалы..

Так празднично на душе, так призрачно.

Это, собственно, я уверен, никак не связано с профессиональным праздником. Это совсем другое.

Осенний  свет в широкие окна.

- Риту Васильевну поздравляли?.. А Ольгу Ильиничну?.  А Светлану Ефимовну?

- Да-да... Всех.

- А Ивана Кузьмича?

- ... А Иван Кузьмич, кто это?.. А... Трудовик...

- А в 6-ом "В" говорили, что его опять пьяным видели...

- В школе?!

- Да нет, что вы...

- Но поздравляли его все таки или нет?.. А Сергея Леонидовича?

- А... Что-то не расслышу, простите....

Приоткрывается дверь.

- Можно?

Она немного запоздала.

Инга Андреевна. Наш школьный психолог. Из РОНО прислали. Наука, прогресс, гуманизм! Праздника ради тоже считается учительницей. Живейшая плоть с чуть заметным налетом изящества. Страшная женщина. Я с ней даже боюсь оставаться наедине - девочка со справкой. Может, кажется, и нож воткнуть. Если что, так ей все равно ничего не будет. Хронически невменяема

- Юность, - говорит она - права в своем страдании.

 Это ее любимая тема. Она об этом говорит, говорит, говорит... О ком это она? О  детях или о нас? Психология!  Ихтиология.. Ей бы жениха, да жалко мужика!

- С Днем Учителя...

- И вас так же...

14

ШКОЛЬНОЕ СОЧИНЕНИЕ НА СВОБОДНУЮ ТЕМУ

(Кто сочинял? Ученик? Учитель? Просто так посторонний? Совершенно неизвестно)

Итак, сочинение. Пьяненький учитель одиноко бредет по осенней дороге.

"...Разумеется, он себе взял четвертинку и крепкое пиво.

Не мог иначе ради профессионального праздника.

Не мог он допустить, пусть никто не сомневается, что он останется в сей радостный день трезвым, а окружающие в покое.

Тем более, что карбюраторный и трансформаторный (Спецэлектрод) заводы вдруг почему-то расщедрились, а благотворительные и спонсорские деньги, вы сами понимаете, у нас не задерживатся долго и тем более не пропадают зря..."   .

 (Опять лирическое отступление. И опять неумное и неуместное. Лучше б уж наступление или выступление... В поход, например.)

Школа это кстати еще и маскарад. Неизбежно.

 Как у Лермонтова:

 "Приличьем стянутые маски..."

 С одной только существенной разницей. У нас верней было бы сказать: "Приличьем и неприличьем стянутые маски..."

.

"Милые, родные коллеги!

Не так часто собираемся мы все вместе не просто на педсовет, а на праздник в нашей учительской с  обязательным портретом и неприменным зеркалом на стене, как в гримерной, учитель ведь должен знать, как он выглядит, выходя на урок... Кто-то скажет, что в зеркале каждый видит свое - заблуждение - все видят одно и тоже: отраженье тусклой педагогической физиономии в той или другой соответствующей случаю и преподаваемому предмету маске...

Хоть все мы дышем о разном,

На каждом доли его ярмо..."

Это речь завуча (преподает географию). Директриса все свои поздравления уже давно сказала.

Я бы тоже сказал, ну да ладно... А я бы сказал так: УЧИТЕЛЬ! ПЕРЕД ТЕМ, КАК ИДТИ УЧИТЬ, ПОСМОТРИ НА СЕБЯ В ЗЕРКАЛО!

Учителя, коллеги. Мне сейчас так хорошо с ними.

Иногда, когда бывает трудно (а кому не бывает?), мне хочется думать о себе хорошо. Это не очень легко, учитывая мое низковысоконравственное состояние. Я стараюсь тогда смотреть в окружающих (в учителей, коллег, как в счастливо искажающее зеркало.

- О! (я так думаю), - говорят они обо мне, - он хороший человек, он спокойный, как повествование. И вообще - мухи не обидит... Да что там мухи... Случись что, он и слона не обидит...

Фу! Неужели один только бокал шампанского мог так крепко ударить мне в голову...

15

Дети...

Неужели это все все же ради них?

Трудно поверить.

Дети не любят учиться.

Дети любят играть.

Но даже самые обучающие игры, похоже, не очень их обучают.

И, кажется, совсем не научают любви.

Игры как тигры.

А посмотреть по-другому: не вся ли жизнь игра, где выиграть значит обмануть себя, собственную жизнь поймать за шелестенье крыльев?

Дети.

Странно, но когда я вижу детей в метро, мне всегда кажется, что они пришли просить милостыню, попрошайничать. Даже если это вполне домашнего вида девочки и едут они несомненнно в школу да еще с вполне приличного и даже богатого вида папой.

О, бедные мои, всегда невыспавшиеся дети!

Учащиеся.

Я ведь и сам всю жизнь почти прожил не только невыспавшимся, но и, кажется не до конца проснувшимся.

А живущий всегда в полусне и соответственной неясности может ли быть хотя бы не так отчаянно грешен, неприличен и несправедлив?

Или я эту полусонность свою полагаю себе в оправдание? Наивно было б.

Мне ведь и самому (что скрывать) нравится так вот полусонно жить.

А еще эта моя глупая задумчивость, которая сродни полусну.

Но разве сон это не часть жизни, важнейшая, может быть?

Нет, в чем-то я тут явно заблуждаюсь, не понимаю.

Крайнее утомление целого поколения.

.

ЕСЛИ НЕ БЫЛ БЫ Я УЧИТЕЛЬ,

ТО НАВЕРНО БЫЛ БЫ МОШЕННИК И ВОР....

И вообще, mes chers, mes pauvres enfants, милые мои, бедные мои дети, не будь я учитель, я мог бы наверное быть не очень плохим человеком, но видно этот вирус, эта зараза, эта обреченность на позорную должность очень уж глубоко во мне живет...

А еще говорят, что генералами (учителями то есть) не рождаются...

Евфросинья Павловна... Никто никогда не назовет ее тетей Фросей... Только по отчеству: Павловна. Она тихо стоит в коридоре. Ее никто не поздравляет, но она тихо радуется со всеми. Она у нас в школе уборщица. И дети ее учатся у нас...

 16

Новое время, новые слезы.

Кажется, недавно совсем я был еще вполне жизнерадостное животное, а теперь...

Новые слезы старого крокодила.

           Существую от случая к случаю.

Сказал бы, живу, да боюсь быть превратно понят.

Темные времена настают.

Сребролюбие овладело сердцами нищих, сребролюбие овладело сердцами нашими...

          Дети, точнее, школьники, теперь совсем не то что вчера: даже во время урока то у одного, то у другого зазвонит вдруг сотовый телефон. Зачем? И без телефона-то порой говорить не о чем...

          И еще я очень не люблю одноразовой посуды....

Нет! Нет! Конечно, я слишком мрачно смотрю. А это уж ропот. А всякий ропот превращает нас мало-помалу в роботов. Да и вообще, кто я таков? Да никто.. Просто бедный человек, у которого даже сотового телефона нет. 

Нет! Новое время - новые песни!

Просто вдруг захотелось вспомнить, что за песни пелись прежде, когда не мы учили, а нас учили, а мы были маленькие.

Вспомнил только одну:

"Танцую я, танцую я,

           Танцует юбочка моя..."

           Но это, кажется, еще не школа даже. Это в детском саду. Средняя группа.

 17

Конечно, я не ахти какой учитель, сам знаю, плохой даже.

 Однако жаден: смешно, конечно, но мне все предметы самому хотелось бы преподавать.

 И физическую культуру даже.

 Это только несведущему кажется, что маловажный предмет. а на самом деле очень важный. Еще от античной древности.

 "У Пиндара например:

 Боги даруют мощь,

 Мудрые умеют красиво ее выносить..."

 И при том предмет не только социально, но и исторически значимый: не случайно же французские депутаты от Tier Etas, от третьего сословия в 1789 году не допущенные в зал заседаний, не где-нибудь собрались, а в зале для игры в мяч, по нашему говоря,  в физкультурном зале, где и произнесли или принесли свою историческую клятву ....

 У нас в школе учителей физвоспитания двое: он и она, физкультурник и физкультурница. Она преподает маленьким, до 5-го класса, он остальным.

 Вот и сейчас по случаю праздника их тоже поздравляют, а они стоят плечом к плечу, скромно и с достоинством: как на пьедестале почета в какой-нибудь олимпийской столице...

 (Это мне, правда, и самому не совсем, понятно, как это " олимпийская столица"? Ведь гора-то Олимп со всеми своими богами у нас одна и находится в греческой республике, а другой никакой такой горы больше нет нигде.)

 Вот только пенье и всякую музыку не хотел бы я преподавать: во-первых, ничего не смыслю, ни слуха, ни голоса нет, во- вторых, не могу терпеть, когда фальшивят, а эти дети всегда фальшивят.

 К тому ж бедная наша учительница пения и всякой музыкальной подготовки такая обидчивая: идет так, будто ее забыли поздравить, и смотрит так, будто она главнее Евы.

18

 Эй, что вы там пишете на парте?

Стихи?! Ужас какой!

Стыд и срам!

Стихи! Это ж надо такое выдумать!

Впрочем, и у меня в голове тоже стихи. Хорошие, классические. Из школьной программы. Некрасова:

Я в землю немца Фогеля

Христьяна Христианыча

 Живого закопал...

О! Немец Фогель птица известная!

Мне эти дивные стихи как-то особенно памятны.

Это было в той самой деревенской школе, в азиатском селе Чат-Куль.

В середине дня на перемене является ко мне на урок "мой" класс (то есть тот, где я числился классным руководителем - 10 рублей в месяц).

Младенцы-девятиклассники все чрезвычайно возбуждены, смеются так, что не могут остановиться.

То там,то тут то и дело слышется: "Ой, не могу!"

- Да что с вами?

- Ой, вы прочтите! - симпатичная отличница Людочка протягивает мне раскрытую хрестоматию, - только что на литературе читали, вот здесь.

Я пробегаю глазами бессмертные строки классика:

Я в землю немца Фогеля

Христьяна Христианыча

Живого закопал...

- Ну и что?

- Вы не понимаете?

Я ничего не понимаю.

Юная красавица смотрит на меня, как на круглого дурака. Я ей даже для учителя слишком бестолковым кажусь.

Наконец все разъясняется. Вот же он, Фогель. Нездорового вида, худой, с явным отставанием в развитии, маленький и в то же время похожий на старика, сжавшись и съежившись, сидит за своей партой и растерянно пытается улыбаться. Как птица с подбитым крылом. Только настоящая птица не улыбается и не пытается даже.

Ну. надо ж так совпасть, и немец (потомок спецпереселенцев), и Фогель, и Некрасов про него написал, и в школе на уроке читали! Возможно ли не смеяться. Все смеются, и русские, и хохлы, и немцы, и уйгуры и чеченцы, вся киргизстанская Вавилония.

- Тише! Тише! Ну, как вам не стыдно. Ничего смешного нет. Ведь он же не Христиан Христианыч, а Коля... Вот если б был Христиан Христианыч, тогда другое дело.

Как ни странно, это действует. Слова мои покрываются последним взрывом смеха, а потом все стихает, и урок начинается уже в относительно спокойной обстановке, если про урок вообще можно подумать, как про что-то спокойное.

         Стихи, стихи. А что вы, собственно имеете против стихов?   Их и  детям легче запомнить. И вообще складно.

         Кто же, имеющий душу?..

         Фогель, имеющий душу...         

         И вообще славно в той азиатской школе было. И смешно и грустно.

         Только туалет был на улице. А педсоветы бывали по понедельникам. Я на них почти всегда опаздывал. Автобусы в той стране ходили плохо, я добирался на попутках. Однажды даже приехал в школу на тракторе.

         Но, думаю, если б и транспорт хорошо работал, я бы все равно опаздывал. Потому что я был тогда молодой.

         Я приходил позже всех и в грязных ботинках. Приоткрывал дверь, спрашивал: "Можно?" Входил. Все сидели вдоль стен узкого директорского кабинета, и мне всякий раз неловко было идти в грязных ботинках между сидящих вдоль стен учителей.

         Грязь и лужи в селе были непролазные, а помыть ботинки под колонкой, как делали другие учителя (высоко поднимая ноги, учительницы подолгу мыли под колонкой зимние сапоги) я все равно не успевал - и так всегда опаздывал. Да и вода уж очень холодная из колонки текла...

           19

Предметы, предметы... Предметы преподавательские...

Даже сам уже не понимаю что это - математика? История? Литература?

Но никак не выходит из головы вопрос: сколько было (могло быть) лет Гертруде, когда она, не послушав знаменитого "не пей вина", скоропостижно скончалась над трупом сына?

Снова самое смешное или самое скучное про Гертруду: у одного моего доброго друга была на работе начальница. И ее звали Гертрудой. Но к датской королеве это не имело никакого отношения. Это было сокращенное " герой труда".

И вообще "Аленксандр С. Пушкин - улуу орус акыны". Переводите, как знаете. Это из учебника киргизского языка для 3-его класса.

  ГРАММАТИКА И ПРАВОПИСАНИЕ

  Спряжение нуждающихся

  Я нуждаюсь, I need, J'ai besoin, Ты нуждаешься, You need,  Tu as besoin

 Он (она) нуждается... Ну и так далее: я, ты, он, она, вы. они... Да все мы нуждаемся!

         С грамматикой вообще-то плохо: никак не могу вспомнить: учитель это существо какое - действительное, страдательное, сострадательное?

Бедная и грешная учительская наша жизнь, полная скорбей и неопределенностей.

И все же, и все же грех жаловаться.

Странный праздник, непонятный праздник. А чем я, собственно, на недоволен?

Ведь и мне подарок сделали. Щедрый и настоящий. И ни кто-нибудь, а эти самые дети, на ниве обучения и воспитания, которых мы, собственно, здесь и пасемся.

В седьмом "Б" открываю классный журнал-кондуит, куда мы двойки ставим, и на самом интересном месте, на моем предмете, то есть, между страниц обнаруживаю большой, красноватый по краям, будто обгоревший, ярко-желтый кленовый лист!

Праздник, праздник... А на самом деле - ничего страшного.

Не страшнее, чем открытый урок или родительское собрание.

20

Осень. Скоро зима.

Помню, помню...

Неближнее Подмосковье. Школа. Декабрь. Диктант. (Далась мне сегодня эта грамматика!)  Вторая смена. Снег валит за окном, но он кажется почему-то серым. Только приглядевшись, видишь: бел и даже серебрист в свете электрического фонаря.

Пшеничные косы отличницы.

Диктант:

"... о случаях канибализма, по случаю канибализма... невольные носители мистической чепухи..."

А как правильно написать: Подмосковье или Подмозговье?

21

Школа в сущности явление более ностальгическое, чем образовательно- воспитательное и даже культурно-развлекательное.

 Тут меня, кажется, все поймут и все согласятся.

 Только... Только если вдруг окажется кто-то такой, кто и в школу никогда не ходил?

 Вообще никогда?

Прежде, когда я еще не служил учителем, я как-то заметил, что школьные здания чем-то неуловимо, но неотвязно напоминают больничные.

         И теперь, когда особенно устаешь от педагогической безнадеги, все существо мое начинает стонать и рыдать:

         Выйти б отсюда, уйти, отдохнуть... Куда?

         На волю. Туда, где деревья,  осторожно выглядыая из леса, растут трудно и небезболезненно...

         А сосны? А что сосны? Соснам тоже случается расти нечаянно, беспорядочно и несчастливо...

Уйти из этого класса, из этой учительской, из глупого школьного коридора туда, где группа продленного дня, где дополнительные занятия, где философия для отстающих...

22

У всех праздник. А мне грустно. Смутно и каверзно на душе.

 Все празднуют, а я переживаю: я такой худой... Даже не похож на учителя.

 Да! Худ я! Худ! Тощ.

 А зачем мне собственно лишнего веса?

 Если так и останусь худ, меня легче нести будет ....

 Куда нести?

 А куда понесут, туда и легче будет.

 23

Дорогие мои учителя! Коллеги. Товарищи.

 Будьте милосердны!

 Давайте, несмотря на то что сегодня праздник, если уж не детей, то хоть друг друга постараемся хоть немного жалеть!

 Я повторяюсь? Ничего страшного!

 Повторенье - мать ученья.

... И еще подарок? Царский? Или не царский?  От коллеги, Григория Пименовича. Он из школы, собственно, уже полгода назад ушел, работает теперь сантехником. Сегодня просто поздравить зашел. И - мне подарок принес. И за что мне такая честь? Тетерадка какая-то... Неужели опять стихи? Вроде, нет. Написано все калиграфически.  Благодарю, кланяюсь, обещаю прочесть.

После прочту, после праздника.

 24

 Ну наконец-то!  Вот и они!  То есть, конечно, они (оне) давно уже здесь, но наконец-то и до меня добрались. Улыбающиеся, беспокойные, но при том уверенные в себе, исполненные собственного достоинства, сильные смелые и красивые - стая!

 Первая, белая, толстая, накрахмаленная и накрашенная, в золоте, и янтарь на груди.. И улыбается, улыбается. Она главная. Она говорит старательно выговаривая слова: видно, готовилась.

 Конечно поздравляют. Что ж еще?

 Родительский комитет.

 Коллектив. Коллегия жрецов. То есть, конечно, жриц.

 Густое облако суетности, чадозаботности и просто - общего беспокойства.

 С ними надо осторожно, Ни одного лишнего слова. Ни да, ни нет. Иначе запустятся и будут говорить, говорить, говорить. Их можно понять. Им так много нужно сказать за всю свою невысказанную жизнь. А тут и повод есть. Праздник и поздравление.

 Еще одна. Худая до изнеможения. Такая худая, будто несчастней ее и на свете нет. Опасна. Дура и недобрая.

 "... От имени родительского комитета..."

 Но где же Надежда? Что ж ее нет?

 ОТ НЕЕ И ПОЗДРАВЛЕНИЕ ПРИЯТНО

 Вот и она.

 Несчастная мать. Как у Помяловского.

 У нее ребенок больной и дурной.

 На этой-то почве мы и сблизились. И как будто стали даже немного понимать друг друга.

 - Поздавляю вас... - тихо говорит она, - здравствуйте.

 (Во, дает! Забыла даже сказать "от имени родительского комитета"!)

 Я широко улыбаюсь и склоняю голову:

 - Здрасти...

 Кажется даже, я отвожу глаза, она такая милая, что на нее неловко прямо смотреть: я такой плохой и худой.

 Нет, она, конечно, не красавица, и не самой первой молодости, и вообще такие теперь не в моде. (А когда такие были в моде?)

 И - мать своего ребенка. Мне почему -то вспоминается глядя на нее мать Чечевицина из чеховского рассказа "Мальчики", про которую там только и сказано, что "приехала дама и увезла сына".

 Ох, милая Наденька!

 "Самое , говорит она ужасное, что я вышла замуж по любви. Он был нищ, бездомен, неустроен. Мне казалось, что все это пустяки, что это все устроится, образуется. И вот все более или менее устроилось, мы стали жить вполне достаточно, и тут-то и оказалось, что это все неволя и все равно, потому что он оказался внутри нищ, неустроен, несостоятелен...Вот так и расстались... Понимаете?"

 - Понимаю... - я, действительно, кажется, понимаю, но мне больно это слышать, потому что я и сам таков. И все равно мне страшно приятно ее видеть. и я готов часами возиться с ее малоусердным к наукам чадом. Я только боюсь влюбиться: я и так, кажется, всех их страшно люблю,..

 Я знаю, что это такое. Это одиночество. И наше с ней общее одиночество нас еще больше роднит.

 Странно и дико, но мне даже кажется иногда, что она тоже учительница.

Ну, хорошо. Сегодня праздник. И завтра праздник? Как в стихах незабываемого Бориса Корнилова?

Нет, завтра неизвестно что.

А вчера что было?

25

Почему-то совсем не помню, как звали большую часть моих школьных учителей. Самих учителей помню, конечно, все помню: лица, голоса, характеры,  манеры, походку даже, а имен помню мало. Их у меня много было, хороших и разных учителей. Переезжая вместе с родителями, я часто школы менял. Вспомнить в праздник хотя бы тех, кого по именам помню?

Первую, "родную и сердечную", разумеется, помню. Валентина Федоровна...

ШКОЛЬНЫЕ СОЧИНЕНИЯ

Помните? -

"Онегин был аристократ и мочился духами"

"Татьяна ехала в карете с поднятым задом"

"Жизнь в грибоедовской Москве была скучная: пьянки, гулянки..."

 И так далее, и тому подобное.

 Несмешно и неново. Все это всё уже слышали. Надоело.

 А когда-то мы, слушая это, так дружно и предано ржали!

 И как мы обожали тогда ее, свою учительницу!

 Но это, конечно уже не Валентина Федоровна, это было  существенно позже. Это Ларисиса Дмитриевна в старших классах. Она еще жива, слава Богу. И до сих пор детей учит. Действительно, добрая и сердечная.

А у Валентины Федоровны в 1-ом и во 2-ом классе все было совсем по-другому. Ей как-то удалось (тайны ремесла!) убедить нас, что она лучшая учительница на свете. При том до такой степени, что мы (я дурак по крайней мере) искренне сочувствовали тем, кому довелось не у нее, а у других учиться...

Конец "оттепели". Никита Сергеевич уже ушел с того самого Олимпа, который только в Греции есть (потому  что в Греции, как известно, все есть), и страницу с его портретом в учебнике "Родной речи"  нам велели просто перевернуть не глядя, но иные дела его были еще вполне свежи. И Валентина Федоровна, большая, грузная, даже платье на ней было, кажется, из какой-то тяжелой шерстяной ткани, нам тоже читала, и мы тоже ржали. Ржали! Смехом это нельзя назвать. И мы ее тогда тоже обожали. Но читала и рассказывала она нам не про школьные сочинения и не про Татьяну с поднятым задом, а все про церковь и про попов. Про их лютую негиеничность и бессовестный обман темного трудового народа. И чудеса разоблачала. Но особенно напирала на негигиеничность и на распространение инфекционных заболеваний через целование икон.

 И до каких же страшных слез мы смеялись тогда.... И не от тех смешных стишков и песенок нам так горько теперь?

          "Ты юность наша вечная,// простая и сердечная, //учительница первая моя..." (Вот заодно и еще одна песенка из улетевшего детства) 

26

И все равно мне кажется, вся моя школьная, дошколья и внешкольная жизнь прошла в лихорадочных поисках чуда...

 Алло! Алло! Это ничего, что я говорю загадками?

27

СТИХИ ИЗ СТЕННОЙ ГАЗЕТЫ В УЧИТЕЛЬСКОЙ

Белы до боли снежные поля.

Но это днем, когда светло и школьно.

А  вечером поют учителя,

Чтоб думать им, что им не очень больно.

Для исцеления душевных рваных ран,

Для распрямленья всех, кто жизнью согнут

Учителя поют по вечерам,

Ученики заглядывают в окна.

Пусть будет так: для исцеленья ран,

А может просто безо всякой цели,

Учителя поют по вечерам,

Ученики заглядывают в щели.

Полны заботой и тревогой дни,

Лишь вечера, как могут песней дышат.

Они поют и думают они,

Что их никто не видит и не слышит.

***

Не бывать нам простым, как мычанье:

Путь негладок, и жизнь коротка.

Оправданием было б молчанье,

Только мы не молчали пока.

Не Канатчикова и не дача,

Но не смеем мы грамотно жить .

Мы учебные ставим задачи

И стремимся друг друга учить.

Мы вертим в головах жерновами,

Все и вся перетрут жернова.

Мы хрипим чуть живыми словами

И к словам прибавляем слова.

Непрерывного бреда условье:

Нехраненье чувствительных уст...

Ты прости мне мое пустословье

От избытка мучительных чувств.

***

День и ночь выпускные балы.

Выпускают, как пар выпускают.

И накрытые пышно столы

Не одни только взоры ласкают.

Дым столбом над столом, но при том

Все приправлено горечью грусти,

Это будет понятно потом:

Выпускают, обратно не пустят.

Я молчу, я тоску затаил:

Школу ж кончил! Науки усвоил...

Что ж мы так неподвижно стоим,

Как вдвоем на картиночке "Двое"...

***

Как объясненье новой темы -

Непониамющие лица.

Субботник. Скучно моют стены

Последних классов ученицы.

Давно им надоел твой голос,

Они стараются с тоскою,

Одна из них покрутит глобус

Уже не детскою рукою.

Ночами хоровое пенье

О близости заветных сроков.

Оно звучит, как объясненье

О пропуске твоих уроков.

       Всегда ты одинок, учитель,

       Всеобщий общий знаменатель,

       Талантов пламенный искатель,

       Лентяев грозный обличитель,

       Грехов их мелких отпускатель...

 УРОК

Раздается звонок мелодичный,

То ли камфарный, то ли гвоздичный,

Ледяной, жестяной, скобяной,

Неожиданный, еле живой.

Как свидетель, истец, обличитель,

Встал под доску любимый учитель.

Надо мной, как холодное "да",

Нависает его голова.

Или все мне уже надоело,

Или стало уже все равно...

Снег, белее побелки и мела,

Налетает на наше окно.

Я ответить готов, как урок,

Всю известную пряжу дорог

В рамках логики этой линейной,

Прямодушной и узкоколейной.

Что ж он всал надо мной, как гора?

Неужели настала пора

Уходить, разлучаться, прощаться

И совсем уже редко встречаться?

Шевельнулось пятно на стене -

Это ж тень от его головы.

И как будто он вовсе забыл,

Что он хочет спросить у меня.

И забвенье его - как печать,

И не надо уже отвечать.

И тепличный больничный звонок

Возвещает свободу мою,

И торжественный снег за окном

Подымается белой волной.

И учитель открылся, как дверь,

Если хочешь насквозь проходи.

***

Когда бы я был лучший из детей...

Но я был просто серый первоклассник,

Мышеподобный, школьникообразный...

И, ангела однажды встретив,

Не знал, как быть, что говорить,что думать.

- Зачем ты здесь?- он мне казался лишним, -

Лети. Летай. Умеешь ли? Не верю...

И ангел сделал несколько кругов

Над бедною моею головою -

Дурацкое утешил любопытство.

Мне стало просто и светло:

- Ты ангел маленький такой, усталый, слабый,

Но у тебя прохладные такие крылья...

Я был счастлив.

Но это не сказать словами.

Я слов таких не знаю. Нет их.

Была весна. Кончался день. Темнело.

Как ангел улетел, не помню.

Дома

Грустили взрослые.

Задумчиво чернела

Тарелка репродуктора.

Часы ходили: "Туда-сюда..."

Мне ночью что-то снилось. Не помню что.

Проснулся я больной и взрослый.

Было пусто. И в комнате темно и за окном...

И рама

Оконная

Крестом стояла белым.

 МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКОЛА

Класс надежно закрытый, пустой.

Все на свете тревожно и странно.

Мы живем на планете одной

С роковой чернотой фортепьяно.

Серый корпус, где гаммы поют,

Место наших коротких свиданий.

Этот мир ненадежный приют -

Гармонический бред колебаний.

Настоявшийся бред января,

Отвлеченная форма закона.

Отражается свет фонаря

На холодных рогах камертона.

Беспокойно блестит камертон.

Он как будто боится чего-то.

Он дрожит и звучит, и при том

Он одну только выучил ноту.

... Утром здесь засвистят соловьем,

Заиграют, застонут, запляшут...

Бесприютные, так и живем

В беспорядочной музыке нашей.

***

Наше дело пурга, наше дело труба...

Только помню нераннее детство...

Что я помню?

А кошечку с птичкой в зубах. -

И куда мне от этого деться?

Наша жизнь, непонятная с разных сторон,

Даже памятью грешной не сыты...

Что я помню? Столетник, домашний лимон,

Жестколистый, большой, непривитый.

Если нас не погубит Сатрап Угомон,

Не угаснем от воли свободной,

Буду помнить, как рос этот самый лимон,

Непривитый, а значит, бесплодный.

... Я еще не здоров, я еще не готов,

Ни звезды, ни надежды, ни силы...

Эта кошечка с птичкой из тесных кустов

На дорожку в саду выходила.

Я нескладно живу, я живу чуть дыша,

Бесприютных традиций наследник...

Птицу жалко, И кошка была хороша.

И лимон на окне. И столетник.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 1

Мозги мои набекрень и, как несчастный иудейский народ - все в расссеяниии.

 Давно уже заметил: все праздники для меня - что-то вроде стихийных бедствий (подарки родным и близким, и где-то деньги надо достать, и обязательные, ни к чему не обязывающие вежливые слова говорить - просто караул). И все это безнадежно суетно и страшно дружно и массово, всех охватывает как бы какой-то психоз. Я боюсь праздников. Кроме всего они всегда становятся поводом для разных невеселых и горьких воспоминаний. То есть воспоминания-то не горькие, наоборот, горько, от того, что это все прошло и когда-то и как еще повторится...

... Она тоже была учительница. Или даже училка. А это совсем не одно и то же.

Помню, она говорила: Pour etre jolie il faut soufrir...

Это было, кажется, все, что она знала по-французски. Хотя и выросла на Парижке (фабрика имени Парижской коммуны, если кто не знает). И первую свадьбу ее играли в ресторане-дебаркадере напротив Краснохолмского моста.

Звали ее, как и многих в моей жизни женщин, Ольгой.

И была она рыжая. То есть, наверно, красилась. Говорила, что рыжей женщиной была и Лиля Брик Я не знал тогда, кто такая была Лиля Брик, но все равно это волновало: звучало загадочно.

И еще говорила, что отец ее был профессор-филолог, и при том из старообрядцев.

И что на 1-ое сентября у них в доме каждый год собирали детей со всего двора и угощали арбузами. И что она сама теперь каждый год так делает.

Походка у нее была твердая, решительная...

И еще мы гуляли по полям, по лесам, по пустырям и по подворотням...

А еще,а еще, а еще...

Все прошло. Миновало. Проехало. Она умерла в 91-ом году, в августе. Была на даче и волновалась за оставшихся в Москве родных. Инфаркт. Еще одна жертва "нашей революции". Разумеется, неучтенная.

Au revoir. Au reboir.

 (Однако, почему я так часто думаю по-французски? Ведь я почти совсем не знаю этого языка. Загадочный феномен человеческой хитросити и лукавства. И не от того ли я теперь учитель?)

2

Ладно. это ничего, что сегодня прадник. Потерпим.  Скоро будет весна, как сказал великий поэт Александр Вертинский.

Весна, а это значит Экзамены.

Я, впрочем довольно равнодушен к чужим неприятностям.

А что такое экзамены?

В сущности  тоже - цветы.

Цветы, цветы, цветы. Сплошные цветы.

Экзамены. Кто будет спрашивать? Кого будет спрашивать? О чем будет спрашивать? С кого в конце концов спрашивать?

Экзаменационные вопросы трудны и печальны.

Экзамены, слегка приглушенный торжественностью обстановки шум и гам подрастающего поколения.

- Да не волнуйтесь вы, милые. Все сдадите, всё сдадите, всех сдадут, все сдадутся. Позвякаете в традиционный овечий колокольчик (последний звонок) и отправитесь восвояси..

А еще экзамены почему-то всегда напоминают мне всю нелегкую жизнь нашей пьющей (да и не только пьющей) интеллигенции: сплошные вопросы без ответов.

Экзамены. Выпускные. Выпустим, отпустим вас, выпроводим, как достигших возраста.

И уйдете вы в совершенную неизвестность. Что-то с вами будет ТАМ, снаружи, вне, за порогом школы и школьного возраста?

Кем вы будете там? Докерами, квакерами, брокерами? (Последнее вернее всего, хотя я и не совсем понимаю, что это такое.)

Кто-то (это я знаю уже, увы, по опыту), увы, не переживет и бедных своих учителей, добрых, злых, любящих вас и равнодушных - всяких, которые сегодня свой смешной праздник празднуют.

Все это немного страшно думать. Однако для того, может быть, и праздники, и торжественные всякие даты, чтоб иметь случай вспомнить о высокой трагичности нашего земного существования, где столько времени и сил отнимают у нас разлуки?

 Праздник пройдет. Отшумит. Так называемый учебный процесс пойдет своим чередом.

...Это что такое? Домашнее задание? Какое же это домашнее? - оно же совершенно дикое!..

Век живи, век  учись.

Какие хорошие слова!

Например для татуировки.

Вместо традиционного "Не забуду мать родную". Или странных инфернкального оттенка узоров, единообразных, как униформа, которыми так любят теперь разрисовываться.

 Век живи, век учись.

Безусловно, учитель не гипнотизер. Но и в нем должно быть иной раз нечто снотворное.

Чтобы слышно было, "как пролетит муха". А то уж очень сильно иногда шумят.

Разговор учителя с семиклассником: "Ну какой же ты дубина! Тра-та-та-та.... Даже я уже понял, а ты еще нет..."

         Так я думаю на уроке. А может быть, и не думаю даже. Только говорю. А когда праздник, или просто, если останешься вдруг один, ясно чувствую, что ничего я и сам не понял. Ничего! Nihil и ни хрена!

Школа - лаборатория, и школа амбулатория.

Мне хочется быть самим собой, только немного лучше .. Я опять разволновался и рассуждаю загадочно. Может быть, это профессиональное? Шампанского-то ведь не было больше.

  Теперь да. Теперь беда. Теперь учитель это что? Да ни что.Только так по праздникам.

А некоторое время назад учитель был лицом уважаемым.

Помню еще не так давно: Посиделки. Умеренные. В коммунальной квартире. Это то есть, где мы гуляли, было умеренно (относительно), а за стеной, в соседях, грубая пьянка шумела, как ураган. И вот хозяйка соседней комнаты распахивает дверь и останавливается на пороге.

- Вы, - провозглашает она, - думаете, это моя компания? - пьяная старуха делает широкий жест в направлении своей комнаты. - Нет, это не моя компания. Моя компания инженеры, врачи,  учителя...

И замертво падает на пол.

Вот, как ценилось совсем немногое время назад высокое учительское служение!

3

                               ИЗ ИСТОРИИ ПЕДАГОГИКИ

... если б меня спросили, кто самый лучший учитель описанный в русской литературе ( хотя кто меня спросит?), ответил бы, не сомневаясь и не колеблясь: Владимир Дубровский.

   Конечно, чтоб он такой прекрасный был явлен миру, прежде должен был быть J-J. Rousseau , а еще прежде Пьер Абеляр. И еще были многие, многие другие... 

Из доклада преподавателя истории Максима Максимовича Комарова, посвященного ДНЮ УЧИТЕЛЯ: 

"Это  теперь при всем нашем кажущемся различии в положениях мы все как-то более или менее одного стада: обучающие и обучаемые, пасущие и пасомые.

Прежде было не так.

Прежде УЧИТЕЛЬ был у нас неприменно существо иностранное, больше или  меньше чуждое и внешнее.

Из художественной литературы в этом смысле наиболее памятны Фонвизинский Вральман, "проклятый мусью" из "Капитанской дочки", герценовский "просто немец" и трогательный Карл Иванович из трилогии Льва Толстого.

Как учители они были все негодные, и в конце концов отставлены.

Даже прекрасный Карл Иванович свою трогательную историю рассказывает, уже собираясь в дорогу.

Реальные исторические прототипы были наверно не краше.

Вспомнить хоть обучавшего Гавриилу Державина отставного солдата (ландскнехта, наемника) Иосифа Розу, тоже сменненого в конце концов на своих: "гарнизонного школьника Лебедева" и "артиллерии штык-юнкера Полетаева".

Французское "Le siecle lumiere" у нас переводят как " век просвещения", но дословно-то "век света"!

Так что "свет" в свое время пришел к нам с Запада!

Хрестоматийная бессмыслица "Блеснул на Западе румяный луч восхода" обрела таким образом вполне реальный и осязаемый смысл.

Итак: учитель-чужестранец, учитель-невежда, учитель-лжец... Кто еще?

Революционер-карбонарий!

Именно такой обучал небезызвестного Владимира Сергеевича Печорина. Романтика, мистика, искателя правды.

Некто Кессман со своими приятелями обсуждали при питомце планы восстания, как занять город и (!) как арестовать отца воспитуемого.

И романтический сводник к тому же: устраивал ученику свидания с некой Бетти...

Кончилось плохо, учителю отказали от дома, ученик к нему охладел, и несчастный застрелился, кажется, выстрелив в себя из пистолента, заряженного ртутью.

"Бедный Кессман! Не первый ты и не последний, кто обманулся в русском юноше!...Какого благородства от нас ожидать! Рабами мы родились, рабами мы живем, рабами и умрем"

/Русск. об-во 30-ых г.г. Х!Х в. Люди, идеи.  Воспоминания современников..Под   ред. Федосова.  М. МГУ. 1989/ 

И воспитанику это большой пользы не принесло. Изменил вере, Добрел и до католичества, и до протестантства."

Хорошо рассуждать Максиму Максимовичу. Он историк. Много знает.

Если правда, что важнейшим из искусств для нас является кино, то изо всех наук важнее всего история.

Во-первых, потому что это такое кино! Во-вторых... А во-вторых я, собственно, и сам не знаю...

          И все же хорошо там, "в истории"! Поневоле сталкиваешься с приятным: с высоким, героическим, самоотверженным. Какая я б рядом не встречалась ложь, жестокость, грязь.

          Минувшее всегда романтично, торжественно, празднично. Независимо от того, каково оно было, пока не стало минувшим. Иначе как бы мы жили? Иначе какой бы был смысл и в нашем "настоящем"?

         Прежде, кажется, и люди другие были.

         "Не то, что нынешнее племя."

         Наше нынешнее племя что? - Пыль, пух, пар, тарабарщина.

         На учеников посмотришь и видишь: Наш новый Раскольников, объявись он теперь, в Наполеоны наверняка не захочет, да и в Магометы еще подумает. А вот старуху может убить. Или за то, что у нее есть деньги, или за то, что у нее их нет. Мне мои двоечники, в порывах откровенности или бахвальства и не такое рассказывали! У наименее развитых это называется "реализмом" - в противоположность всему остальному.

         Да и сами мы, учителя, взрослые? Тоже ведь - нынешнее племя.

         С недавненго времени почувствовал: Не только над собой (С этим всегда трудно было) над самым ближайшим окружающим совершенно теряю контроль. Все как будто против своей воли творю. Проще говоря,  все из рук валится, и ничего не выходит.

         И всем-то я, кажется, поперек дороги стою.

         Даже когда не стою, а просто лежу и валяюсь...

         Что ж - история болезни это тоже история.

А с другой стороны, грех завидовать Максиму Максимовичу. Что ни говори, история наука небезопасная. Даже самые известные исторические факты встают в памяти непоследовательно, беспорядочно, отрывочно и в неполноте... А исторические науки и исторические перспективы никогда у нас, кажется,  не совпадают...

А главное это ж как бы даже запретно: что-то вроде вызывания теней и духов.

А кроме того история это как-то уж слишком во времени. А время субстанция загадочная.

         А с другой стороны - ведь вся история это история любви!

  4   

 Ну, хорошо. Сегодня праздник. Сегодня ничего не страшно. Но завтра-то, завтра-то что будет? И даже если, допустим, пусть ничего плохого не будет, как останусь завтра один, один на один со своим жалким шкрабовским жалованием?

И вообще что останется тогда мне (ему, ей) здесь? Ничего. Ничего... Разве только молитва.

5

Да.да... И одиночество тоже. Кажется, один никогда не бываешь, а одиночество таково, что и не поймешь сразу, чего в нем больше - паскудности или постыдности. Ведь не то только скверно, что не с кем ни поговорить, ни помолчать, ни вообще ничего, но и просто стыдно ведь таким одиноким быть!

И еще - пренеприятная существует  между одиночеством и деньгами (вернее, их отсутствием) связь (или обратная связь). Стыдно, но очевидно.

И вообще не начать ли мне ходить на вечера отдыха "для тех, кому за 30"?

Но ведь и это стыдно.

Тем более школьному работнику.

Да и танцевать я не умею. Разве только в темноте и медленно.

Как-то всю жизнь так и живу вне, а теперь как-то особенно вне. Очень снаружи.

Полоса отчуждения. Она же - препятствий. Она же непроходимых.

Но что это? Неужели ропот? Беда. Стыдно.

И все же бывает, конечно, иногда обидно быть бедным. Не само по себе бедным быть, а опосредованно. Может быть, оттого, что беден я и по свету так мало странствовал? Ведь такие города, как Лондон, Вена, Мадрид, Челябинск, Уфа, Лиссабон, Ла Виолетта, Ульяновск, Омск и другие многие, я только на географической карте видел...

Странствуют ведь или от излишества, или от нужды. А я как-то ни то, ни се... 

 6         

 Вот и все. Отпраздновали. Вот и стали мы на праздник взрослей.

 На другой день, еще хмельной от произошедших событий и смертельно усталый, я возвращаюсь к себе домой (если только это можно назвать моим домом!) с очередного постыдного сеанса репетиторства. Это все же жуть - готовить безнадежно избалованых и беспросветно самовлюбленных болванов, чьи родители в состоянии и готовы платить за их поступление в Высшее учебное заведение. Но деньги, деньги... Но бедность, бедность....

  Физические силы идти еще, кажется, есть какие-то, но душевных уже нет никаких.

  150 грамм портвейна в забегаловке и одна бутылка крепкого пива немного утешают, оживляют и воодушевляют меня. Еще одну бутылку я беру с собой, чтоб уснуть.

Наивный! Хотел невидимым быть. Учитель. И уж мне-то где скрыться теперь в болоте и тумане естествознания и источниковедения? Нигде. Негде.  Все про меня все знают, только и утешения - что и я все про всех.                                 

Меня-то ведь неприменно всегда найдут, всегда-то я в шапке из волчьей шкуры на голове. Или хотя бы с клоками волчьей шерсти.

И вообще, думают все, априори, будучи учитель, не опричник ли я царя Иоанна Грозного?

(Кстати как бы это перевести: "априори"?)

Учитель?! Что вы? Побойтесь! Какой там учитель! Преподаватель разве. Труженник просвещения без руля и без ветрил, всех детей ничтожных света ничтожнейший!                                              

Теперь мне хотя б сказочку на ночь, Самому себе что ли рассказать?

"Кипят котлы кипучие, точат ножи булатные, хотят меня зарезати..."

Это кстати из той самой сказочки, где "Не пей Иванушка, козленочком станешь..."

Возле самого дома (если только это можно назвать моим домом!) в темных сумерках из кустов мне навстречу, наперерез бросается неясная и смутная тень.

Я не останавливаюсь. Мне все равно.

Хотя кто б это мог быть. Бандит? Хулиган? Дашенька? Пашенька? Машенька?

Тень худа и призрачна.

Я узнаю. У меня пропадает дар речи.

Мать Чечевицина. Наденька.

- Это вы?.. Это ты?..

- Это я.

Мы стоим полуобнявшись. Бутылка крепкого пива в пакете немного мешает мне.

- Знаете, Сашенька опять из дому ушел и совсем не готовил уроки...

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Вот и все,Все ушли, И она ушла. Я один. У меня выходной. Только вечером еще одно репетиторство.

Кажется, после праздника и после всего хорошо бы и одному побыть, только мне давно уже и так сильно одиноко. Даже телефон у меня очень-очень нечасто звонит,  когда звонит, это чаще всего "ошиблись номером - не туда попали"... Или Саня Генералов разкогда вспомнит.

Ну. да ничего. Зато не надоедают.

Кипят котлы кипучие,

Точат ножи булатные,

Стучат станки печатные,

Хотят меня зарезати...

Тетрадка какая-то... А... Это ж от Георгия Пименовича подарок... Н ичего не поделаешь. Обещал, придется читать.

         ЗАДУШЕВНЫЕ СЛОВА

         неосторожные мысли и болтовня натощак

                   Что в голове-то творится! Хоть милицию вызывай!

*

Русское слово и кошке приятно.

*

Грустное слово и кошке приятно.

*

Идеал финансового благополучия: МИМО НИЩИХ С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ.

         Это, если вдруг кому не понятно, чтоб у самого ничего не было.

*

Всякая работа предполагает, увы, подозрительность, а трудящийся ассиметричен по определению.

*

Чувство бренности страшно угубляется одиночеством.

*

Биржа это та же баржа. Только без головы.

*

.... Если к нашему голоду добавить вашей жажды, а к нашей жажде добавить вашего голода, какой мы могли бы тогда достигнуть гармонии и полноты!

         И даже, может быть, полноты чувств.

*

Да, вредна дураку грамота.

         И даже, если это китайская грамота.

*

Быть слишком осторожным - это ведь в сущности так неосторожно!

*

Есть два вида гордости.

         Когда от гордости невозможно молчать и когда от гордости невозможно говорить.

         И неизвестно, какая хуже.

*

Ну, хотя бы от борьбы за свободу неужели нельзя быть свободным!

*

... И когда за кем-нибудь, хоть за трамваем бежишь, помни: в это самое время и за тобой бегут.

*

Созвучия неслучайны.

         Даже, если кажется, что никакой связи нет: утопия, утопленик...

*

СЕНО СОЛОМУ ЛОМИТ.

*

Совершенно невозможно представить себе число, начисто лишенное всякой "мистики", особенного символического значения и смысла.

         Однако по мере удаления от начала счета, по мере умножения числа единиц в числе эта ."мистика" становится все более неясной, неразличимой, из виду теряется.

         Но может быть,где-нибудь далеко-далеко, где-нибудь за десять в двенадцатой, например, ясность и отчетливость возобновляется, повторяется, снова все начинается как 1, 2, 3...

                   (периодический закон больших чисел)

*

Нет любви?

         Служи, как долг велит.

         Может быть, это даже лучше.

*

Не лишены нечистоты // привычки милой нищеты.

*

Ноль (0, zero) - это война.

          Это совершенно очевидно из математики. И даже из самой элементарной.

*

Созвучия неслучайны, созвучия неразлучны, хотя в сущности порой безразличны.

*

Дацзыбао - тоже Дао!

*

 Как все повторяетя!

         Двести с лишним, нет, теперь уже триста лет Ленинград ловко притворялся Санкт-Петербургом, и теперь вот тоже пытается. Только теперь это совсем уже плохо выходит.

*

И в природе нищета: подробности множатся и дробятся. "Нас все больше, - говорят они, -нас все больше, но мы все мельче...

*

Над Львом Толстым принято смеятся (Как и над Львом Пушкиным). Это справедливо и несправедливо одновременно. Что тут, собственно, особенно смешного?

*

Аллегория - алгоритм алигатора.

*

И еще созвучие:  самодержавие и воздержание.

*

Множительная техника множит заблуждения и ошибки.

*

И самый немощный тяжкую ношу несет.

         И эта тяжкая ноша суть немощь его.

*

Всякая человеческая жизнь (в лучших ее проявлениях) есть приблизительная форма юродства.

         Но истинное юродство есть форма жизни высшая, нам, грешным, совсем не доступная.

*

А историческая наука не суть ли игра воображения?

*

Постничество не есть еще само по себе противоположность хищничеству. Нет, нет, Никак.

*

Басни Крылова. Стрекоза и Муравей. Мораль: оба дураки.

*

А гнусно все же устроен английский язык. Ты спрашиваешь: Уай? (Way?) Тебе отвечают: Бэкоз! (Becouse!)

*

 Наши грубые выражения и междометия - это же, может быть, только попытки выразить невыразимое!

*

Если посмотреть правде в глаза, поневоле приходится признать, что во всяком   частном случае  неприменно заключается какой-нибудь несчастный случай.

*

Наше  ТАМ - это вовсе не означает ваше ЗДЕСЬ.

         И наоборот.

*

Гаврила Романович Державин был монархический анархист.

*

Как бы мала и проста ни была твоя мысль, ты ее все равно до конца никогда не додумаешь.

*

Между человеком и обезьяной мрачно стоит бородатый Чарльз Дарвин.

         (И не пускает друг к другу)

*

Глазами коня и жирафы мрачно смотрит осень, и трудно привыкнуть, как рано темнеет.

*

Не одно, так другое. Или бессловесность или бессовестность. А на самом деле ничего. Одна только игра на барабане.

*

Ну, не можем мы ждать милостей от природы. Не можем! Не можем! Не можем!

*

Уж лучше просто гулять, чем всякая ложь и неправда.

*

Мы совершенно лишены исторической памяти: все как-то забываем, что смысл истории для нас прежде всего эстетический.

*

Сытый, еще раз скажу, пьяного не разумеет.

         (Пословицы легко переиначивать, одно - два слова поменяешь, какой-нибудь смысл и выйдет. Или хотя бы останется. От прежней, непереиначенной.Да и вообще вовсе даже неплохо повторять чужие слова, говорить чужими словами... Чтоб ничего не пропало. Во исполнения закона сохранения вещества Ломоносова.)

*

То ли у вас (у нас) с чувством юмора плохо, то ли нас (у вас) шутки дурацкие.

*

Ну, не может человек не заблуждаться, Не может, не может, не может...

*

Страдали и мыслили. Мыслили и страдали. А дальше что?

*

О пользе некоторого невоздержания.

         Хорошо иногда и съесть чего-нибудь. Перед тем, как съесть, глядишь, и ОТЧЕ НАШ прочитаешь.

*

Да, круглая земля, да вертится. Но не надо ее представлять себе более круглой и более вертящейся, чем на самом деле.

*

Будь щедр и незадумчив.

*

Грамматика порождает ошибки.

*

А не говорит ли нам иногда природа: Ешьте! Ешьте! Ешьте от пуза! - все равно пропадет.

*

Велик Восток: Казань, Чечня,Чукотка...

*

А не замечали ли вы, что парные понятия "много - мало" находятся в неком таинственном, неоднозначным и противоречивом, но неоспоримом соответствии с понятиями "я - не я"?

*

Какая глупость в букваре!

         "Мама мыла раму..."

         Да лучше б она прежде окно помыла!

*

Иная нищенка такая неженка!

*

Военные преступления различаются на преступления при наступлении и преступления при отступлении.

*

Ближний, чтоб мы его хоть немного любили, как заповедано, должен быть хоть немного укушен жизнью... Как бы это лучше сказать?.. Подранен что ли...

         (Так уж стали мы жескосердечны и подловаты)

*

Есть воздух, вода. Есть хлеб и даже вино. И деревья, и леса и луга. И моря и горы. И все другое такое, Природа.

         Но - алчен человек. Ему еще и "духовного" надо.

         (Это не против Бога, Веры и Церкви. Это за.)

*

Китам трудно прятаться, потому что они большие.

*

Не любовь и голод правят миром, а страх и нетерпение. Или страсть и нетерпение. Что, собственно, не одно ли и то же?

*

Поскольку Земля у нас круглая, русский и американец, глядя в небо, в разные стороны глядят. В противоположные.

         (Астрономия)

*

Один, два, три... (1, 2, 3...) - это, несомненно уже диалектика, но что с того?

*

Без самоволки скучно. В самоволке страшно.

*

Педагогика: романтика поиска подходящей обезьяны для переделывания в человека.

*

Нам все кажется, что мы страдаем от недоедания, а на самом деле мы страдаем от недосыпания и (А что делать?) поневоле научаемся выдумывать себе сны наяву.

*

О! Слово это такая штука! Его и из песни не выкинешь, а вылетит - не поймаешь!

         У нас говорят поэтому: "слово - не воробей".

         Но это у нас. В каких-нибудь жарких или дальних странах это самое могло бы о какой-нибудь другой птице или даже о звере говориться. Например: Слово - не попугай, вылетит не поймаешь. Или: слово - не канарейка.

         Или даже: слово - не павиан, выпрыгнет и так далее...

         И действительно не поймаешь!

         Кто-нибудь другой поймает. Как в дурацкой игре "Лови топор!"

*

Время пройдет, и рассеятся наши толпы.

         И метро даже, может быть, опустеет.

*

Всякий живой предмет легче всего определяетя через свойственные ему неотъемлемые болезни.

*

... Нельзя однако слишком сильно себя любить. Хотя б самосохранения ради.

*

Размышления вслух выдают нас с головой.

         Как разговоры во сне.

*

К головастику нельзя относиться пренебрежительно.

         Головастик суть временная (предварительная, может быть,) форма существования лягушки.

         Царевны!

*

Самовластие предполагает самозванство.

         Это почти неминуемо.

         Не лучше ли самозабвение?

*

Стихийное и случайное.

         Это совсем не одно и то же. 

*

Мы, так много думающие о себе, не суть ли только удобрение для произрастания тех, кто о себе меньше думает, или даже  не думает вовсе?

*

Да. Не всякая вера истинна.

         Но ведь и не всякая Вера Засулич!

*

Мы все всегда друг другу мешаем, потому что никогда друг без друга не можем.

*

Основной закон политической экономии: два яйца = (равны) одному топору.

*

Мечтательность разжигает подозрительность и воцаряет хаос.

*

Мечтательность порождает надменность, надменность - трусость.

         Воображаемое пожирает само себя.

*

Мечтательность всегда снимала часовых, открывала ворота врагу, сама проникала внутрь поражая самое сокровенное.

*

Нам все кажется, что уж мечтать-то мы о чем угодно можем. Нет-нет. Давно.

         Мы и в мечтах своих несвободны, ограниченны и беззащитны.

*

Человеческое в человеке глубоко-глубоко спрятано: не таков дурак человек, чтоб слишком откровенно сам из себя высовываться.

*

Во всякой глупости неприменно есть нечто детективное, И обратно. Во всяком детективе неприменно таится какая-нибудь глупость.

*

Искусство детективного жанра: жажда справедливости - как ветер в черных волосах. 

*

Произрастание (прозябание) по смыслу отчасти противоположно процветанию.

          (И на том стоим.)

*

Богу не только со страху надо молиться, нет. Богу нужно молиться всегда. Всегда.

*

Глупым быть стыдно.

         Умным быть глупо.

Василий Зозуля Нижневартовск

Дата : Сб января 28, 2012, 06:49:40 Вопрос без ответа: почему так много просмотров, и ни одной рецензии, даже бестолковой?

Екатерина Злобина Cевастополь

Дата : Сб января 28, 2012, 16:28:24 Однажды эта повесть уже публиковалась в сети, правда, в сокращенном варианте. Тогда я писала об ассоциациях, которые возникают практически сразу: одна ведёт к незадачливым учителям Митрофанушки Цифиркину и Кутейкину, которые пытались, как умели, научить недоросля не столько наукам, сколько быть человеком))), а вторая - к учителю географии Норвегову из "Школы для дураков" Соколова... Есть и третья, собирательная: гоголевский "маленький человек", который благодаря Ивану Макарову вырастает аж до самого неба и велик своей "малостью"... ____ Странно, что число просмотров и отсутствие рецензий не сподвигли тебя, Вася, пойти дальше риторического вопроса... :)

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.