Заказать третий номер








Просмотров: 1289
25 марта 2013 года

Молодой автор, наивно верящий в некие идеалы, делится своими замыслами с опытным литератором:

 - Я мечтал сочинить книгу, - говорит он восторженным тоном, - которая потрясала бы воображение читателя. Чтобы после ее прочтения ты уже ни о чем другом думать не мог... Чтобы вся прожитая до этого жизнь представлялась бы бессмысленным, ничтожным, идиотическим времяпрепровождением, вроде сидения в нужнике при хроническом запоре.

 Это должна была быть книга книг, роман века, даже тысячелетия, роман – экстра-бестселлер, этакий литературный коктейль «Молотова», способный взорвать всё мировое искусство, сверхсложная комбинация из Ветхого Завета, Достоевского, Жорж Санд, Джойса, энциклопедического словаря, индонезийской кулинарной книги и самоучителя по игре на арфе. И в то же время эта удивительная книга должна была легко читаться: она должна была быть понятна современному читателю.

 Одновременно книга должна была быть сложной, многоуровневой, с двойным дном – и не с одним, а с несколькими. В ней должно было содержаться зашифрованное послание, адресованное нашим отдаленным потомкам, которые смогли бы дать моему великому творению, опередившему время, истинную оценку.

 Я уже начал ее писать, эту книгу. Всё шло хорошо, пока... Словом, самым трудным для меня было – вышибить слезу из читателя. Смех – пожалуйста, слезы – никак. Видно, есть какой-то секрет, которым я не владею...

 – Правда? – цинично удивляется опытный беллетрист. – А по мне, так нет ничего проще. И секрета никакого нет. Надо, чтобы где-нибудь в середине романа у главного героя, когда читатель уже порядком попривыкнет к нему, кто-нибудь помер из близких – жена, любимая собака или еще кто...

 Бывало, когда пишешь, сам так расчувствуешься, что слезы ручьем... а это потом перекидывается на читателя. Русского читателя хлебом не корми – дай только кого-нибудь пожалеть. Верняк, проверенный способ, отлаженная технология.

 – Технология ремесленника! – негодует юный литератор.

 – Ну, конечно же, куда нам до вас, чистоплюев! Интеллигент несчастный! Да, технология ремесленника, согласен. А ты что хотел?

 – Нужно писать правду! И строго придерживаться заведенного классиками порядка – писать только о том, что тебе хорошо известно. Хэм говорил, что, как бы автор ни маскировал плохое знание материала, это рано или поздно вылезет, и в ткани произведения будут видны пустоты и дыры. За каждой строкой истинной литературы стоит не меньше десятка строк, которые автор держит про запас. И строки эти он не написал не потому, что боится утомить руку, а потому что знает: роман – это айсберг, чья подводная часть неизмеримо больше надводной. И именно эта подводная часть, которая состоит из ненаписанных строк, делает роман или рассказ плотным и густым, как сама жизнь.

 – Художественная литература не должна быть примитивным и буквальным сколком жизни, – ворчит старый писатель и складывает губы сердечком.

 – Согласен. Но и слишком дистанцироваться от нее она тоже не должна. Вот ты писал о соцсоревнованиях, кои беспрестанно развертывались на бескрайних просторах нашей великой отчизны, и что?.. Ты понимал в коровниках столько же, сколько я – в аналитической теории чисел. И поэтому у тебя выходило нечто среднее между «Кубанскими казаками» и «Кратким курсом ВКП (б)». Я же писал о том, что хорошо знал – о любви!

 – Не смеши меня! Что ты можешь знать о любви?! Об этом святом и чистом чувстве!

 – Я догадывался, - с чувством превосходства усмехается юный автор, - что должна испытывать гордая мужская особь, из-за испепеляющей любви к какой-то финтифлюшке находящаяся на грани сумасшествия. Гениально догадывался! И именно это приводило меня к творческим прорывам. Помнишь мое бессмертное «Я иду по росе, босы ноги мочу, я такой же, как все – я влюбиться хочу...»?

 – Не всем же быть творцами, – в голосе старого литератора звучит скрытая обида. – Каждый пишет, как может. Существуют наработанные приемы, схемы, план, так сказать...

 – Как в школьном сочинении?

 – Вроде того... Я делал так. Начинал с длиннющего вступления, в котором описывал обстановку избы, дома, квартиры. Не торопясь, сползал к описанию одежды главного героя, не забыв упомянуть, во что одеты второстепенные персонажи. Не забывал также о возрасте, внешности, склонностях, чертах характера и основных вехах трудовой биографии.

 Глядишь, вот уже треть написана. Потом главный герой у меня начинал с чем-то или с кем-то бороться. Борьба изнуряла героя. Настолько, что он утрачивал всяческий интерес к противоположному полу, всецело сосредотачиваясь на борьбе.

 После ряда перипетий, в финале, победоносное добро, естественно, торжествовало. Зло неизменно бывало наказано, а носитель его подыхал жестокой смертью, падая с высоты в бочку с дерьмом или сгорая на костре из рваных американских джинсов и диссидентских книг. В особых, психологически тонких случаях, отрицательный персонаж под влиянием коммунистических идей исправлялся и с бригадой комсомольцев-передовиков отправлялся в Сибирь возводить на Енисее ГЭС или ехал в Среднюю Азию строить новую поточную линию по производству черепаховых пуговиц.

 Иногда главный герой погибал. Погибал он исключительно красиво, на каком-нибудь возвышенном месте и непременно при большом стечении скорбящего народа. Разумеется, перед тем, как загнуться, умирающий герой в перерывах между конвульсиями в течение некоторого времени делился с читателем мыслями о том, каким замечательным будет его село после того, как он даст дуба, какие современные свинофермы будут возведены и как жаль, что всего этого он не увидит.

 Другой вариант: умирающий герой подробно и с воодушевлением рассказывал о скрытых мотивах своих благородных поступков, а в конце произносил ключевую фразу, дающую ответ на вопрос, а зачем вообще автор романа взялся за перо. Последний мой роман заканчивался, помнится, так: «И тогда трелевщик Ипполит вдохнул израненной грудью сырой воздух тайги и душераздирающий голосом выкрикнул: «Всё остаётся людям!»».

 – Очень трогательно...

 – При этом я всегда в качестве учебного пособия держал на рабочем столе вместе со словарями Ожегова и Даля романы Тургенева и Шолохова. А также книги своих потенциальных конкурентов, всяких там писателей-деревенщиков, которых у нас тогда было до черта и больше. Они помогали мне, когда бывала заминка с развитием сюжета. Знаешь, бывает, зазеваешься, отвлечешься на пьянку или бабешку, и работа вдруг останавливается, и не знаешь, что писать дальше. А так почитаешь – и такого, брат, наберешься от них уму-разуму, что потом тебя и не остановить... Таким макаром я накатал двенадцать романов, три из которых были удостоены государственных премий, и я едва не стал гертрудом...

 – Читал я эти твои романы...

 – Мне не по душе тон, которым ты говоришь о моем творчестве!

 – Перебьешься! Искренность за искренность! Плачу той же монетой! Когда я читал твои опусы, меня охватывало странное чувство: мне казалось, что с каждой страницей я становлюсь ниже ростом. Чтобы разобраться в том, что ты пишешь, мне приходилось вжимать голову в плечи, иначе я бы все время ударялся башкой о воображаемый потолок. В твоих романах нет простора, воздуха, фантазии, полета! А значит, нет жизни. Твои романы – мертворожденные дети. Так и кажется, что ты писал свои книжки, умышленно заточив себя в непроветриваемый подвал с низкими сводами или в разваливающийся от старости деревянный сортир. Тебе самому-то нравилось то, что ты писал?

 – Нравилось.

 – А сейчас?

 Старый литератор медлит с ответом.

 


 
No template variable for tags was declared.
Саша Петров

Санкт-Петербург
Комментарий
Дата : Пн марта 25, 2013, 23:57:36

Aliena vitia in oculis habemus, a tergo nostra sunt.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Вт марта 26, 2013, 09:59:47

Остроумно. Да и справедливо. Друг друга стоят эти беллетристы.
Лидия Юрьевна Волкова

Щёлково
Комментарий
Дата : Вт марта 26, 2013, 13:57:14

Насколько я понимаю, спорят не герои рассказа - спорит автор сам с собой. Как писать? А хрен его знает как. Раньше было понятно, п.ч. определено сверху и строго по пунктам регламентировано. А нынче общего идеологического русла нет - как и общей национальной идеи - и "каждый пишет как он дышит". Но не факт, что это кто-то прочтет и тем более одобрит... Что ж, любителям чужих "установок на добро" - прямой путь в крупные издательства. Там очень жестко регламентируют, сколько страниц даме положено брыкаться, на какой она позволит себя поцеловать и т.д.
Лариса Ефремова

Москва
Комментарий
Дата : Вт апреля 02, 2013, 17:49:11

Очень риторично и местами ригорично, напомнило античные диалоги и средневековые катехизисы; довольно интересно вспоминать эти общеизвестные вехи любого творческого пути, но я ожидала и, к сожалению, не открыла для себя ничего нового. Разве что авторскую надтекстовую иронию по поводу излагаемого. ;)
Вионор Меретуков

Прага
Комментарий
Дата : Вт апреля 09, 2013, 00:24:21

Всем спасибо.
Лидии Юрьевне Волковой.
Автор (в данном случае Ваш покорный слуга) знает, как и что он пишет, и это не зависит ни от времени, ни от среды, ни от обстоятельств.
Виталий Аркадьевич Надыршин

Севастополь
Комментарий
Дата : Вт октября 21, 2014, 22:37:55

Всегда считал, что смех у читателя вызвать намного сложнее, чем слёзы. Вести диалог, спорить, давать советы и спрашивать мнение о самом себе у себя - высший пилотаж. Оригинально.

Вход

 
 
  Забыли пароль?
Регистрация на сайте