СЕРГЕЙ СОБАКИН. ГРИГОРИЙ-"БОГОСЛОВ" СНЕЖАНА ГАЛИМОВА. ТОНКИЙ ШЕЛК ВРЕМЕНИ ИРИНА ДМИТРИЕВСКАЯ. БАБУШКИ И ВНУКИ Комментариев: 2 МИХАИЛ ОЛЕНИН. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ АНФИСА ТРЕТЬЯКОВА. "О РУСЬ, КОМУ ЖЕ ХОРОШО..." Комментариев: 3 АЛЕКСЕЙ ВЕСЕЛОВ. "ВЫРОСЛО ВЕСНОЙ..." МАРИЯ ЛЕОНТЬЕВА. "И ВСЁ-ТАКИ УСПЕЛИ НА МЕТРО..." ВАЛЕНТИН НЕРВИН. "КОМНАТА СМЕХА..." ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК. "В ШКУРЕ ЛЬВА..." НИНА ИЩЕНКО. «Русский Лавкрафт»: Ледяной поход по зимнему Донбассу АЛЕКСАНДР БАЛТИН. ПОЭТИКА ДРЕВНЕЙ ЗЕМЛИ: ПРОГУЛКИ ПО КАЛУГЕ "Необычный путеводитель": Ирина Соляная о книге Александра Евсюкова СЕРГЕЙ УТКИН. "СТИХИ В ОТПЕЧАТКАХ ПРОЗЫ" «Знаки на светлой воде». О поэтической подборке Натальи Баевой в журнале «Москва» СЕРГЕЙ ПАДАЛКИН. ВЕСЁЛАЯ АЗБУКА ЕВГЕНИЙ ГОЛУБЕВ. «ЧТО ЗА ПОВЕДЕНИЕ У ЭТОГО ВИДЕНИЯ?» МАРИНА БЕРЕЖНЕВА. "САМОЛЁТИК ВОВКА" НАТА ИГНАТОВА. СТИХИ И ЗАГАДКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ НАТАЛИЯ ВОЛКОВА. "НА ДВЕ МИНУТКИ..." Комментариев: 1 "Летать по небу – лёгкий труд…" (Из сокровищницы поэзии Азербайджана) ПАБЛО САБОРИО. "БАМБУК" (Перевод с английского Сергея Гринева) ЯНА ДЖИН. ANNO DOMINI — ГИБЛЫЕ ДНИ. Перевод Нодара Джин АЛЕНА ПОДОБЕД. «Вольно-невольные» переводы стихотворений Спайка Миллигана Комментариев: 3 ЕЛЕНА САМКОВА. СВЯТАЯ НОЧЬ. Вольные переводы с немецкого Комментариев: 2 |
Просмотров: 2062
02 февраля 2013 года
Если взять за основу расхожий постулат, что у прозы мужское лицо, то за прозу севастопольского автора Александра Волкова хорошо выходить замуж. Посудите сами: обстоятельная, конкретная, ладная. Единственный риск – можно заскучать. Для тех, кто предпочитает спокойствие и стабильность, рассказы Волкова – идеальный вариант. Ожидать сюрпризов и оригинальностей от его прозы не приходится. Редко, на самом деле, когда, читая рассказы, встретишь абсолютно ровные по письму и равные по уровню мастерства тексты. Всегда есть то, что выделяется. В данном контексте сборник рассказов «Чужой» Александра Волкова – исключение, лишь подтверждающее правило: все рассказы написаны на одном уровне мастерства, имеют одно настроение и выполнены в одних и тех же, тёмно-серых, тонах. Безусловно, есть и девиации, но они незначительны. Во время чтения сборника «Чужой» порой складывалось впечатление, что перед автором стояла задача написать различные вариации на заданную тему. Тема эта – наше в ненашем: наши люди в ненашей жизни, наши дружеские и супружеские связи, что делают ненашими. Речь, конечно, не об интеграции конкретно взятого индивида в чуждую ему среду и дальнейшую ассимиляцию в ней (как, например, это изображается в эмигрантской прозе), а о чуждости этому индивиду любой среды в принципе. Видимо, неслучайно сборник назван «Чужой». Полагаю, что среди любимых авторов Александра Волкова есть Дэвид Джэром Сэлинджэр, влияние которого видится очевидным. Например, рассказ «Вечер» идейно и сюжетно во многом совпадает с одним из девяти рассказов Сэлинджэра. Однако, сама проза Волкова, безусловно, не сэлинджеровская, так как напрочь лишена того безумия, свойственного произведениям нью-гэмпширского затворника. В рассказах из сборника «Чужой» всё куда проще, доступнее и логичнее. Сэлинджеровский – лирический герой Волкова: он схож с Холденом Колдфилдом. Соответствие это, конечно, исключительно метафизическое. Физиологически они два абсолютно разных человека. Колдфилд – молодой парень, только начинающий жить, герой Волкова – человек опытный, уже поживший. Говоря «герой», я намеренно употребляю единственное число. Не смотря на то, что рассказов в сборнике два десятка, герой в них один и тот же, переходящий из текста в текст. Это, как правило, седовласый, короткостриженный мужчина за сорок пять, спортивного телосложения, связанный с контактным видом спорта вроде бокса или карате, бывший военный – в общем, такой себе Шварценеггер на пенсии. Иногда – почему-то – он зациклен на женских трусиках. Однако, не смотря на могучую, скалоподобную внешность, герой Волкова, как и подросток Колдфилд, не может найти себя в жизни, не смотря на внешнюю обустроенность быта. Не зная, куда приткнуться, он чувствует себя чужим в странном и пустом мире ловцов удачи. Любопытно, что кроме героя есть и другие типажи, кочующие из рассказа в рассказ. Открывает список друг, который только что вышел из тюрьмы. Он, ясное дело, нуждается в помощи, моральной и материальной. Отказать ему герой никак не может, потому что он порядочный человек, который, не смотря на отчуждённость, умеет сопереживать и сострадать. Есть ещё жена или возлюбленная. Как правило, властная, самодостаточная женщина. Приложением к ней – взрослая дочь, для которой отец уже не является авторитетом, а служит некой обузой, за которую приходится краснеть. Не приходится ждать от рассказов Александра Волкова и лингвистических находок. Всё в сборнике «Чужой» просто, хотя сделано на совесть, правда, автор и грешит штампами. Пишет Волков, что называется, как учили: подлежащее, сказуемое, дополнение, обстоятельство, определение. Вот типичный пример: «Тяжело дыша, он закончил выполнять запланированные на сегодняшний вечер упражнения, которые развивали мускулатуру рук». Инверсий ждать не приходится. Как и не приходится ждать ярких стилевых открытий. Любителям Платонова или Хармса тут ловить нечего. Структура рассказов – под стать языку. Волков педантично, в строго установленном порядке, обстоятельно описывает действия, обстановку, ощущения. Это абсолютно правильные, чётко сработанные тексты, похожие на снаряды, которыми методично заряжают в читателя. Подобная простота во многом объясняется тем, что Александр Волков прекрасно осознаёт, кто его читатель. Это такая себе «пацанская проза», но не пацански задорная, как, например, у Прилепина в его «Ботинках, полных горячей водки», а проза суровая, честная для пацанов повзрослевших. И вот что удивительно: казалось бы, абсолютно выверенные, чётко структурированные рассказы неизбежно рушатся, рассыпаются в финале. Не в конце, а именно в финале, потому что конец предполагает некую логическую законченность, кульминацию происходящего. В прозе Волкова этого нет. В большинстве рассказов из сборника «Чужой» конец отсутствует. Развивалась история, набирала обороты, а затем, дойдя до пиковой точки, незаметно, как бы между делом, пошла на убыль, словно не начиналась. В самой ситуации, конечно, нет ничего необычного. Подобную прозу пишет, например, Дмитрий Данилов; она заканчивается лишь потому, что всё в этом мире конечно. Но у Данилова сам сюжет условен, там нет какого-либо развития. Проза же Волкова, наоборот, сюжетна. Автор классически, по стандартным лекалам ведёт повествование. Оно, собственно, и есть Альфа и Омега рассказа, ради него всё и создавалось. Потому герои в таком контексте – лишь носители истории, через которую автор пытается донести свой эмоциональный заряд и некое знание о жизни. И это не «длямебельные» механизмы, задача которых высказывать идеи или создавать ситуации для дальнейшего развития сюжета, а фактурные – запоминающиеся, образные – люди со своими интересными или неинтересными, но неизменно особыми судьбами. У них, с одной стороны, есть своя личная история, которой они хотят поделиться, а, с другой, все они объединены, связаны, как цепью, одной общей историей. Эта своеобразная матрёшка и есть главная особенность рассказов Александра Волкова. Читатель как бы одновременно знает и не знает, когда истории подойдут к концу. Фокус в том, что знание в таком случае равно незнанию, потому что задумываться об этом нет ни времени, ни желания; начинается следующая история, отчасти похожая на предыдущую. Именно такое ощущение бесконечного реверса держит внимание до последней страницы. Проза Волкова, словно уроборос, замыкается и создаёт обособленное пространство, в котором находится и сам автор, обречённый быть внутри повествования, быть им, снова и снова пытаясь разобраться, а есть ли здесь что-то ещё, кроме историй.
|
Ингвар Коротков. "А вы пишите, пишите..." (о Книжном салоне "Русской литературы" в Париже) СЕРГЕЙ ФЕДЯКИН. "ОТ МУДРОСТИ – К ЮНОСТИ" (ИГОРЬ ЧИННОВ) «Глиняная книга» Олжаса Сулейменова в Луганске Павел Банников. Преодоление отчуждения (о "казахской русской поэзии") Прощание с писателем Олесем Бузиной. Билет в бессмертие... Комментариев: 4 НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "СЕБЯ Я ЧУВСТВОВАЛ ПОЭТОМ..." МИХАИЛ КОВСАН. "ЧТО В ИМЕНИ..." ЕВГЕНИЙ ИМИШ. "БАЛЕТ. МЕЧЕТЬ. ВЕРА ИВАНОВНА" СЕРГЕЙ ФОМИН. "АПОЛОГИЯ ДЕРЖИМОРДЫ..." НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "ПОСЛАНИЯ" Владимир Спектор. "День с Михаилом Жванецким в Луганске" "Тутовое дерево, король Лир и кот Фил..." Памяти Армена Джигарханяна. Наталья Баева. "Прощай, Эхнатон!" Объявлен лонг-лист международной литературной премии «Антоновка. 40+» Николай Антропов. Театрализованный концерт «Гранд-Каньон» "МЕЖДУ ЖИВОПИСЬЮ И МУЗЫКОЙ". "Кристаллы" Чюрлёниса ФАТУМ "ЗОЛОТОГО СЕЧЕНИЯ". К 140-летию музыковеда Леонида Сабанеева "Я УМРУ В КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ..." К 50-летию со дня смерти Николая Рубцова «ФИЛОСОФСКИЕ ТЕТРАДИ» И ЗАГАДКИ ЧЕРНОВИКА (Ленинские «нотабены») "ИЗ НАРИСОВАННОГО ОСТРОВА...." (К 170-летию Роберта Луиса Стивенсона) «Атака - молчаливое дело». К 95-летию Леонида Аринштейна Александр Евсюков: "Прием заявок первого сезона премии "Антоновка 40+" завершен" Гран-При фестиваля "Чеховская осень-2017" присужден донецкой поэтессе Анне Ревякиной Валентин Курбатов о Валентине Распутине: "Люди бежали к нему, как к собственному сердцу" Комментариев: 1 Эскиз на мамином пианино. Беседа с художником Еленой Юшиной Комментариев: 2 "ТАК ЖИЛИ ПОЭТЫ..." ВАЛЕРИЙ АВДЕЕВ ТАТЬЯНА ПАРСАНОВА. "КОГДА ЗАКОНЧИЛОСЬ ДЕТСТВО" ОКСАНА СИЛАЕВА. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ Сергей Уткин. "Повернувшийся к памяти" (многословие о шарьинском поэте Викторе Смирнове) |
Севастополь