Заказать третий номер








Просмотров: 2150
08 января 2013 года

Блистательная Коко не предполагала, что ее духи под номером пять станут у кого-то ассоциироваться с разбитым асфальтом неизвестного ей подмосковья. Что девочки в китайских куртках, с наспех подмазанными ресницами, понесут на себе эту сложную приторность, присущую горделивой зрелости. Что парижское облако покроет замшелые кусты поблекшего, полураздетого октябрем сквера, и дворовая кошка, деловито облизывающая лапы, вдруг оглянется по сторонам и удивленно поведет носом…

 …Как же солнце похоже на человеческий зрачок. Особенно в виде белой точки, поблескивающей сквозь непроходимость туч. А может, это чудище такое огромное, все время смотрит на нас и ждет подходящего случая, чтобы сожрать? Настолько большое, что целое небо – только его серая радужка? Клава где-то слышала, что чудовище в ужастиках смотрится особенно ужасно, если показывать его частями. То пару зубов то кусок морды. Что мол, всё чудовище целиком не так жутко выглядит, как бы ни изощрялись компьютерные графики. И впрямь. Если представить блеклый солнечный шарик всего лишь зрачком кого-то кровожадного, становится очень страшно. Страшен изысканный запах духов, смешанный с осенне-водочным духом забытой всяким божком окраины. Страшен, потому что бесполезен со всем своим лицемерным шиком, здесь, где раздолбанные деревянные скамейки гноятся черными дождевыми каплями. Страшен, потому что напрасно обнадеживает, обещая навсегда отделить Клаву от неуютного мирка, прошитого потоками ветра, в котором она вынуждена вариться, скворчать вместе с опавшей листвой, на масле канцерогеновых луж. С опавшими с сердца чувствами. Этот запах не отсюда, не из октября и не из взрослой жизни. Как и Клава. А может быть, я уже отсюда, и сама не заметила, как стала частью подмосковной осени? – думала она, и запах духов вдруг терялся в общей атмосфере сырости и гниения. И Клава неистово вдыхала ледяной воздух, ища в нем примесь потерянного аромата, который только что тянул ее за собой, королевским шлейфом утекая за горизонт, где раковые опухоли туч побеждены солнечным облучением. Где листья живы и веселы, прикрепленные к своим высоким родителям, к незыблемым стволам. Клава была когда-то такой же, как и они, так же цеплялась за мамину веточку, не желая думать о скорой и неминуемой осени взросления. Мама тоже пахла Шанелью номер пять, пахла детством.

Многие листья опочили на земле, потеряв надежду. Но некоторые до сих пор парят в небе – Клава задрала голову, чтобы убедиться, что остались еще не упавшие листья – они парят, не разочаровавшись в мечте отыскать новое, вечное дерево, чтобы прикрепиться к нему навсегда.

Но вон сколько «похоронок» высыпали сегодня клены на непросохшие плитки маленькой площади, которую сейчас пересекает Клава по дороге из булочной. На ржавых листьях под ногами написано какое-то тревожное сообщение, а иначе зачем бы им столь зазывно шевелиться, дрожать на земле от усиливающегося ветра.

Всё ненастоящее и пугающее. И солнце, и листья, и пятая Шанель. И мама. Даже сама Клава. Клава Топор.

Ну какой из нее Топор. Слабенькая, неуверенная в себе девочка. Топором стала после скоропалительного замужества. Бывшая Соломонова.

 

«Соломонова» казалось более настоящей, чем и «Клавдия» и «Топор». Монтировалось с Клавиным обликом. Ей бы желтую звезду на рукав, а то ковыляет домой, как в газовую камеру, едва сдерживая запоздалые рыдания. Раньше надо было рыдать, когда замуж выскакивала, лишь бы от непутевой матери куда-нибудь подальше смыться. Подальше не вышло. Вышло на соседнюю улочку.

Как ни удивительно, мама являлась единственным опытом любви у Клавы. В детстве, когда еще отец их не бросил, а потому мама не пила, а напротив, по-весеннему благоухала своими дорогими духами, она повторяла каждый раз, задвигая Клаву в школьную дверь: «Я тебя люблю. Мне пора». Эти два взаимоисключающих сигнала -- люблю и ухожу -- навечно врезались в Клавину память как доказательство неправильности окружающего мира.

 

Мама опять ушла. И не до окончания школьных уроков, а насовсем. То, что слонялось теперь по их квартирке, опухшее и бормочущее бессвязности, воняющее не Шанелью, а горьким перегаром, было чем угодно, но не ее матерью, с которой они садились на ковер по вечерам и делились секретами, под тихое потрескивание телевизора, который смотрел папа с сонной улыбкой раскормленного кота. Телевизор как камин, папа как плюшевая игрушка. Клава, в отличие от мамы, совершенно не переживала его уход. Ведь папа не являлся опытом любви, и не оставлял в Клавином носу запах детства, которое никак не может пахнуть равнодушием и сигаретами. Когда мама в очередной раз с ним «разводилась» и уезжала на денек к бабушке, он клал перед Клавой на стол бумагу и цветные карандаши. А сам включал свой любимый телевизор. Позднее Клава много размышляла, какую именно игру вела с отцом ее капризная и самоуверенная мама. Помнится, она манерно втягивала верхнюю губу, а потом строго заявляла: «Всё, я от тебя ухожу!» Первым делом запихивала импортную магнитолу в большую матерчатую сумку, потом размашистым жестом стряхивала туда же с тумбочки свои помады с шанелями, далее звучало что-нибудь злорадное, типа «Хоть посидишь с ребенком разочек!», а после грохала дверь, и папа, тяжело вздыхая, доставал карандаши, и включал телевизор… А назавтра дверь опять открывалась, магнитола вынималась из сумки, духи и помады вставали на свои места, и мама обнимала и целовала Клаву в щеки, шею и в голову, словно после пяти лет разлуки.

Мама всегда говорила, что разведется с папой, и никто ей не верил. А папа сказал "я тобой развожусь" лишь однажды, и ему сразу поверили. Все, кроме мамы. Она до сих пор сомневалась, что он был способен так сказать и тем более сделать. Взаправду запаковать чемоданы, и отчалить в свою, немамину, жизнь. Не на день, не на год, а навсегда. Когда год прошел, Клавина мама и догадалась про «навсегда». Принялась ему названивать, требовать «алиментов по факту», а не по официальной зарплате, умолять вернуться, предлагать провалиться сквозь землю и грозить прыжком с балкона. Но в один непрекрасный для мамы день она до него не дозвонилась. Ей ответили незнакомые люди, и сообщили, что теперь они, а не он, снимают эту квартиру. Папа сбежал и от алиментов и от Клавиной мамы, и она его не нашла как ни искала. А отчаявшись найти, начала ежевечерне, а потом и ежеутренне и ежедневно, пить водку. Клава пошла работать кондуктором.

***

Нынешняя мама пугала Клаву. Рядом с ней она отчетливо понимала, что означает «бродить как привидение». Даже не как. Бродить – привидением. Какой-то далекий призрак уже несуществующего человека почему-то все же существовал, беспрестанно напоминая о тяжелой потере. Если бы мама уехала, бросила, умерла, Клава бы сумела ее забыть и рано или поздно перестала мучиться и душиться Шанелью. Но забыть привидение невозможно. Оно бродит и бродит поблизости, улыбаясь без радости и плача без грусти. Все ненастоящее – там, где добрые воспоминания смотрят зло и презрительно, как паразиты, из съеденного ими сердца.

 

Поэтому Клава и решилась на свое скоропалительное замужество. Мужем, вкусными духами, новым домом, пусть несколько фальшивым, но – уютом – перехитрить семь ветров непреходящего октября.

 

…Клава прямо слышит, как надменная Коко фыркает от отвращения, вынужденная делиться своим тонким ароматом – со всей этой поистине «топорной» мерзостью. С тесной «кухней» Клавиного подмосковья, где по ящикам гаражей забыты допотопные «чайники» побитых жигулей. Где по сальным столешницам ветхих крыш тараканами ползают кошки, и небесное окно прикрыто полинялыми, точно много раз застиранными, тучками-занавесками. Клаве хочется единым махом расшторить немытое небо и смело посмотреть в единственный глаз солнечному чудовишу. Потому что страшно. А смелость бывает только от страха.

 

***

На Клавином муже длиннющий махровый халат в крупную клетку, заношенный до вылезших ниток, но все еще сохранивший вид ценного рыночного приобретения. Из халата торчат поросшие темными волосками белые ноги глубокого старика. Старческие волосатые ноги в нелепых тапках-зайчиках. Клаве волоски кажутся маленькими, высунувшимися из тела мужа, червячками. Червячки будто показались из ног лишь затем, чтобы над Клавой поиздеваться.

Он стоит у плиты, и караулит неведомо зачем и без него преспокойно варящуюся картошку. Клава небрежно роняет пакет с хлебом на табуретку.

--Есть будешь? – муж поворачивает поседевшую голову ей навстречу. Ему уже под пятьдесят. В таком возрасте на хорошую работу не берут, а на плохую он выходить не хочет. Они познакомились прямо на улице, на той самой маленькой площади с разбитыми плитками, которая прислала сегодня Клаве множество ржавых похоронок. Пять осеней тому назад.

--Буду, -- вздыхает Клава и садится к столу. Есть совершенно не хочется. Но еще так долго до смены. В семнадцать ноль-ноль она поедет в автобусе обилечивать пассажиров. Она поедет в никуда, а пассажиры поедут по важным делам. С тех, кто едет в никуда, билетов не спрашивают, а наоборот платят небольшую зарплатку. – Я сейчас с тобой поем, и к матери пойду загляну, как она– Я сейчас с тобой поем, и к матери пойду загляну, как она там. – С этими словами Клава достает хлеб и кладет его на стол.

--Да, загляни, загляни, ты молодец, заботливая доченька, я всегда восхищался твоим мужеством.

Чисто Топор. Рубит, не мелочась на щепки. Делает вид, что рубит. Он добрый. Добрый Топор – бесполезный топор, зачем-то подумала Клава и встала. Не стала завтракать вареной картошкой.

***

- И чего я домой-то заходила? – спросила себя Клава. Зашла чтобы зайти. Ходила не за хлебом, а возвращалась не для того, чтобы его занести. Нужен какой-то предлог. Для всего в жизни нужен предлог. Даже для грусти. Но часто предлоги хранятся в таком необозримом прошлом, что их вроде бы и нет вовсе…

Улица все так же пахла ветром и «Шанелью». Только теперь запах духов казался естественней, чем осень вокруг. Клава даже подняла к носу руку и как можно глубже вдохнула с нее французскую сладость. В аромате можно было спрятаться. И больше не искать никаких предлогов. Просто погрустить о том, что жизнь давно пахнет совсем иначе, и никого не перехитрить надушенным запястьем.

Клава открыла дверь своим ключом и сразу увидела лежащую посередине единственной комнаты мать. Отчего-то моментально поняла, что та не только пьяная, но уже и неживая.

Клава Топор села на пол рядом с ней, и снова понюхала свое запястье. Пол, давно лишенный ковров, а значит, и секретов. Отца нет, телевизор сломан.

Клава прислушалась к запаху. Вдруг он разбудит в памяти что-нибудь давнишнее, радостное, летнее. Вдруг мама оживет и станет прежней. Но внутри у Клавы пела только тишина. А о чем пела, было не разобрать. Хаос разбросанных звуков, рождающих тишину.

 

Клава вынула из сумочки мобильный, нажала на привычную кнопку, и сказала, даже не дождавшись приветствия:

-- Мне по телефону легче тебе сказать. Я встретила другого мужчину, и я ухожу от тебя. О разводе поговорим потом.

И нажала «отбой» до того, как муж ответил. Впервые в жизни сказала, как отрубила. Не буду менять фамилию. В Москву, в институт, в рай, к черту, продать квартиру, продать городок, продать осень и душу, допить мамину водку -- надрывалась сумбурная тишина, и как будто бы даже хохотала.

 

Клава достала флакончик духов и щедро побрызгала ими мертвую маму.

илл. Ирина Сычева. "Осеннее солнце"

 


 
No template variable for tags was declared.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Ср января 09, 2013, 11:13:24

Саша, привет! Со всеми прошедшими праздниками тебя. Я пока первыми впечатлениями поделюсь, потом может, добавлю еще. Мне это воспринялось как фантазия на тему. Конечно, так может быть, но то как это подано... Очень стильно. Видимо, легендарная Коко может преобразить любую безнадегу. И солнце - зрачок чудовища, и листья, надеющиеся вновь прикрепиться к стволу, "детство не может пахнуть сигаретами и равнодушием" и даже волоски на ногах пожилого мужа... Во всем этом есть какая-то черно-белая Франция. Глубокий старик в пятьдесят лет - правда, звучит нелепо :). Но это мелочь.
Вот всё равно красиво несмотря ни на что и вопреки всему. И в этой странной, даже какой-то сюрреалистической ауре, брызганье мертвой мамы духами видится как нечто естественное. Вот это и есть художественная реальность, вроде бы так похоже на жизнь, но всё же иначе.
Наталья Баева

Москва
Комментарий
Дата : Пт января 11, 2013, 01:18:10

Боюсь, героине не поможет Шанель. Тем более №5.
----
В рассказе многое понравилось по исполнению, хотя есть над чем еще поработать. Начиная с того, что "девочки в китайских куртках", их как бы минимум видится две, а потом вдруг остается одна...
И - совершенно наивная вещь по содержанию. Наивная потому, что видно: автор и правда верит в то, что героиня изменит свою жизнь. Ага. Позвонив мужу и что-то пролепетав про развод:) Совершенно мертвая душа, для которой муж (ну и что, что не по любви выходила?) - это нелепые тапки и "червячки". Папа был чем-то между тумбочкой и телевизором. Мама, конечно, спилась, но до этого хоть как-то была живым человеком, на что-то реагировала. Ну, хоть истерики показные закатывала. Не сразу, видно, папа для нее тумбочкой стал. А тут мы имеем дело с полным аутизмом. Однако, как же нужно было врать и притворяться, чтобы хотя бы выйти замуж за неживого для Клавы человека? Сам-то человек чувствует себя живым и вполне нормальным. А хоронить маму душистую - тоже будет муж с "червячками"? Картошечку Клаве варить, тещу хоронить... Беда-то в том, что душу Клава давно уже "продала", обо всем остальном можно уже не бес-покоиться. К чему героиня уходит? К правде? Искать свой путь? Она уходит к гламуру. К "Коко". К благополучию. В "широкие врата". Это очень короткий путь... В лучшем случае, ее планы сорвет муж или еще что-нибудь.

P.S. Почему-то кажется, что маму она побрызгала керосином, а дальше поднесет спичку.
Екатерина Злобина

Cевастополь
Комментарий
Дата : Пт января 11, 2013, 18:20:20

Жил-был такой древнеримский Гораций... Кроме всего прочего, давал советы начинающим литераторам.))Вспомнился вдруг здесь.

Впечатление от этого рассказа я выхаживала долго, оно от первоначального постепенно менялось. Первая реакция: редакторский зуд и труднопреодолимое желание взяться за "напильник": стилистически "Топор" можно увлеченно совершенствовать.
По форме есть недочеты и фактические (о чём Наташа говорит), и логически-смысловые (момент, где Клава на полу сидит над мамой, - там смешались запястье, запах, пол, ковры, отец и телевизор, и в общем этот абзац стоит переписать, чтобы такого жёсткого наложения деталей друг на друга не было), и композиционные мелочи можно было бы поворошить, и образная избыточность первой страницы напрашивается на диету,("К важному и обещавшему много началу, бывает,
Часто один за другим лоскут пришивают пурпурный,
Издали видный..." :)) и пр., и пр.

По содержанию трудно не подумать, что автор либо житейски не опытен, либо этим опытом намеренно пренебрегает, поскольку, конечно же, от реальной жизни этот рассказ так же далёк, как Шанель№ 5 от... жареной картошки.))

Но. При всём при том. Не сказать, что перед нами состоявшийся художественный факт - нечестно и несправедливо.
И автор - не обманщик: правила игры объявлены сразу, мы с первого до последнего предложения знаем, что перед нами художественный вымысел, читать который - очень интересно, и который долго помнишь потом. Я прочла его, наверное, пару месяцев назад, и до сих пор помню, - это кое-что значит...

Глубины и психологической достоверности нет, - это так: если бы мысленно автор пошла "до логического конца", она бы, скорее всего, в ужасе отшатнулась от той правды, которую, как один из вариантов, предложила Наташа.

Но нужно ли это было автору, задумывалась ли, ставилась ли такая творческая задача? "Всякий писатель бери предмет соответственно силам,
Взвешивай долго потом, что могут, чего не возьмутся Выдержать плечи" :)


Возникает вопрос: зачем написан рассказ?

Мне кажется, у Саши была цель создать яркую и красивую историю, обращенную не к рассудку, которую было бы интересно "смотреть", целью было именно яркое впечатление. "Вымысел, чтобы людей забавлять, пусть походит на правду.
Сказка к себе пусть не требует веры во всем..." :)

Для дебютной прозы - очень уверенный, с напором на чувства, экспрессивный, запоминающийся рассказ. Другое дело - как далеко распространятся "круги на воде", когда станешь его осмысливать...

Интересно, что ты сама, Саш, потом, спустя некоторое время, захочешь (или не захочешь) с рассказом сделать. Тот самый древнющий Гораций, с которого я начала и которого цитировала, если я не ошибаюсь, советовал всем отправлять свои нетленки в стол лет этак на 7-9, чтобы отлежались, мол, лишь после этого становится ясно, что ты натворил и куда это деть)))
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Пт января 11, 2013, 18:35:37

А я так фантазировать уже не решаюсь, старею, наверное. Но с другой стороны, помню, один мой товарищ по литературному институту как-то сказал: "Образности, композиции, построению диалога, разным стилям повествования в принципе можно научить или самому научиться, просто внимательно читая книги. А вот фантазии научить и научиться нельзя. Либо есть, либо нет, и поэтому не надо бояться отсутствия опыта в чем-либо, если душа, как говорится, просит высказаться на тему". Спорно, наверное. Но если бы мы вообще не фантазировали в творчестве, то писали бы лишь мемуары и художественно-оформленные автобиографии. А как же ощущение полета, которое дает именно фантазия... Чтобы фантазировать надо быть смелым, и, наверное, молодым внутренне :).
Екатерина Злобина

Cевастополь
Комментарий
Дата : Пт января 11, 2013, 18:38:37

А вот с этим не хочется спорить, Ириш)) Умение фантазировать - это талант.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Пт января 11, 2013, 18:48:21

Кать, да я на работе хотела написать следующее, потом отвлеклась на работу :), сейчас вспомнила. У меня первое впечатление от рассказа Саши было следующим: "Ребята, сейчас будем проходить тест на профпригодность:). Ключевые слова: Коко Шанель, алкоголизм, старый муж, вареная картошка - все пишем этюд за полтора часа:). Саша справилась :).
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Пт января 11, 2013, 18:57:21

То есть прошла творческий конкурс в Литературный институт, ну или на работу какую-то креативную :).
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Пт января 11, 2013, 19:25:36

К сожалению, забыла как это называется. В философии-то это называется диалектикой. Нечто подобное есть и в искусстве. То есть напиши оду щам. Но чтобы это был не юмор, не пародия,не абсурд, а именно ода и воспринималась как ода хотя бы в момент чтения или эссе на тему "Слон -венец творения" :). Да так, чтобы у читателя во время чтения действительно возникла временная уверенность, что так оно и есть. Это сделать на самом деле очень нелегко :). Потому что требуется создать действительно иную, но при этом очень гармоничную реальность. В общем, Сашины произведения в независимости сильные они или спорные почему-то наталкивают на какие-то очень неожиданные мысли. И мысли требуют выхода :).
Саша Резина

Москва
Комментарий
Дата : Чт января 17, 2013, 16:41:47

Спасибо всем за коммы. Было интересно их читать :)
Ирина, очень рада, что я прошла творческий конкурс в лит.институт ))) Но мне туда почему-то не хочецца)))

Вход

 
 
  Забыли пароль?
Регистрация на сайте