СЕРГЕЙ СОБАКИН. ГРИГОРИЙ-"БОГОСЛОВ" СНЕЖАНА ГАЛИМОВА. ТОНКИЙ ШЕЛК ВРЕМЕНИ ИРИНА ДМИТРИЕВСКАЯ. БАБУШКИ И ВНУКИ Комментариев: 2 МИХАИЛ ОЛЕНИН. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ АНФИСА ТРЕТЬЯКОВА. "О РУСЬ, КОМУ ЖЕ ХОРОШО..." Комментариев: 3 АЛЕКСЕЙ ВЕСЕЛОВ. "ВЫРОСЛО ВЕСНОЙ..." МАРИЯ ЛЕОНТЬЕВА. "И ВСЁ-ТАКИ УСПЕЛИ НА МЕТРО..." ВАЛЕНТИН НЕРВИН. "КОМНАТА СМЕХА..." ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК. "В ШКУРЕ ЛЬВА..." НИНА ИЩЕНКО. «Русский Лавкрафт»: Ледяной поход по зимнему Донбассу АЛЕКСАНДР БАЛТИН. ПОЭТИКА ДРЕВНЕЙ ЗЕМЛИ: ПРОГУЛКИ ПО КАЛУГЕ "Необычный путеводитель": Ирина Соляная о книге Александра Евсюкова СЕРГЕЙ УТКИН. "СТИХИ В ОТПЕЧАТКАХ ПРОЗЫ" «Знаки на светлой воде». О поэтической подборке Натальи Баевой в журнале «Москва» СЕРГЕЙ ПАДАЛКИН. ВЕСЁЛАЯ АЗБУКА ЕВГЕНИЙ ГОЛУБЕВ. «ЧТО ЗА ПОВЕДЕНИЕ У ЭТОГО ВИДЕНИЯ?» МАРИНА БЕРЕЖНЕВА. "САМОЛЁТИК ВОВКА" НАТА ИГНАТОВА. СТИХИ И ЗАГАДКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ НАТАЛИЯ ВОЛКОВА. "НА ДВЕ МИНУТКИ..." Комментариев: 1 "Летать по небу – лёгкий труд…" (Из сокровищницы поэзии Азербайджана) ПАБЛО САБОРИО. "БАМБУК" (Перевод с английского Сергея Гринева) ЯНА ДЖИН. ANNO DOMINI — ГИБЛЫЕ ДНИ. Перевод Нодара Джин АЛЕНА ПОДОБЕД. «Вольно-невольные» переводы стихотворений Спайка Миллигана Комментариев: 3 ЕЛЕНА САМКОВА. СВЯТАЯ НОЧЬ. Вольные переводы с немецкого Комментариев: 2 |
Просмотров: 2453
29 октября 2012 года
Молчунья
Отец родился 29 февраля 1920 года, но отмечали мы день рождения 28. Хотя, что это было за празднество. Кукуруза, сыр, молоко, самогонка и кизил. Правда, гостей полная хата. Все плясали и пели под баян. В тридцать седьмом году отец ушел в армию, приписав себе один год. Стало 1919. Так и служил потом до гибели, но на могиле стоит 1920. А чего после смерти-то бояться. Я живу в Москве. В Краснодарском крае бываю раз в пять лет. В 2005 приезжаю, а могила ухожена: цветочки, песочек, хвоя. Захожу к тетке: — Спасибо, Дарья Платонова, что в Вашем возрасте про могилу отца не забываете. — Да мы только на Троицу. Нам из Краснодара далеко. Это кто-то из местных. И стало мне почему-то от этих слов тетки так горько, что решил обязательно узнать, кто ухаживает за могилой отца. Порасспрашивал – молчок. Тогда взял отпуск и из Москвы поехал в хутор, прямо у сторожа кладбищенского и прописался. Сижу, пью воду ключевую, читаю «Советский спорт» и смотрю в окошко на могилу. Так три дня прошло, а на четвертый, когда стало смеркаться, гляжу, женщина в белом платке за ограду заходит и садится на лавочку. Потом начинает прибираться: цветы поливает, сорняк рвет, подметает. Подошел я незаметно, она аж вздрогнула. — Спасибо, — говорю, — что ухаживаете за могилой моего отца. Она посмотрела на меня внимательно, платок поправила. Ничего не говорит. Молча мы собрались, молча пошли в хутор. Так я ничего и не узнал, только когда уже вещи покидал, пришла она и принесла фотографию, а там отец в военной форме держит на руках мою молчунью. Сколько лет прошло, а схожесть неописуемая.
Суслик
Железную дорогу от станицы Холмской до Геленджика строили в войну женщины. Они ходили на работы, как на фронт, и тягали длиннущие, железные рельсы и вонючие, липкие шпалы. К горам от станции потянулась тонкая блестящая змейка, но когда она уперлась в кривой и могучий хребет гор, из Краснодара пришла телеграмма, чтобы строительство прекратили. Бабы стояли и смотрели на уже проложенные пятнадцать километров, а однорукий бригадир Степан Петрович расстегнул фуфайку, сел на солнышко и закурил папиросину. Так незаконченная дорога и стояла шесть лет, дождалась окончания войны и возвращения из Берлина мужиков, но в1950 году, опять же из Краснодара, пришла телеграмма, что дорогу надо разобрать, а шпалы и рельсы отправить на поезде в Новосибирск. Но если в войну строили ее бабы, то теперь пригнали зеков: наших, бывших красноармейцев, которые оказались на оккупированной территории или попали в плен в первые месяцы войны. Трудились они добросовестно, худые, смуглые, в рванине. Они молча переворачивали шпалы под лай овчарок и покрики охраны. Кормили их мамалыгой и черным ржаным хлебом, выпеченным бабами в станице. Однажды на запах каши из норы вылез суслик, и все заключенные перестали есть и стали глядеть на него, а бывший майор Селезнев зачерпнул из миски каши и бросил суслику на землю, но в это время кто-то из охраны (кажется лейтенант Суглобов) натравил на суслика овчарку Айну: «Взять». Собака прыгнул на суслика, но тот не испугался и вцепился ей в морду острыми когтями, отчего овчарка завыла и покатилась по земле, вызывая у окружающих смех. Айна так бы и визжала и каталась по земле, если бы Селезнев не сбил с морды овчарки суслика, который отскочил нам под ноги. Суслик дрожал, сжался в взъерошенный ком, серо-желтая шкурка его была покрыта бисерными пятнами собачьей крови. Мы боялись брать его в руки, но потом закатали в рубашку Юрика и отнесли в живой уголок школы. Майор стоял и смотрел нам вслед, но к нему подошел Суглобов и сказал: «Два дня без еды». Потом лейтенант развернулся и пошел к собаке.
Тридцать шесть тысяч дней
— Хорошо бы прожить тридцать шесть тысяч дней, — задумчиво сказал дед и медленно, даже скорее осторожно, чем медленно смахнул красного от крови комара с левой лодыжки. Отчего он не прихлопнул его ладонью, непонятно. Наверное, испугался за белые, как бабушкина скатерть, брюки. — Именно тридцать шесть тысяч, а не тридцать шесть тысяч шестьсот, — повторил он и грубой, шоферской ладонью почесал укушенную комаром лодыжку, — мне хватит. — Не чеши, надо одеколоном смазать, — внук Игорь сидел рядом на крашеной зеленой краской скамейке и курил Кент 4, выпуская дым над головой деда, улегшегося после двухсот граммов на крыльце своего уже покосившегося, но еще крепкого, собственноручнорубленного дома. — А пока у меня только двадцать девять тысяч двести. По столу полз паучок, а паутины не было. Игорь стал вертеть головой в разные стороны, пытаясь найти паутину, но её не было, и от этого жизнь становилась все более запутанной, как эти двадцать девять двести. — Никто не верил, что Москву удержим. Но тут пригнали шестьсот танков, самых старых моделей, еле ехавших, скрипевших, пыхтевших, самых замызганных, с тонкой как бумага бронею и спичками-пушками. — Дед, опять, как выпьешь, начинаешь. Сидели в снегу с коктейлем Молотова и стреляли из трехлинеек. Откуда танки. — Нет, были, были танки, списанные, брошенные, их со свалок привезли, починили на Москвиче и пустили в бой. Шестьсот новеньких танков. Шестьсот отличных машин против Гудериана и Манштейна. — Господи, какой Москвич, Москвич позже был. — Молчи, Игореша, Россия не женщина, а ребенок, пока не испугаешь, никаких танков не будет. Когда-то, еще лет пятнадцать назад в это время пастух Селеверст гнал мимо крыльца стадо, и выстрелы от ударов хлыста по пятнистым бокам буренок звучали на всю улицу, и казалось, что Селеверст никогда не умрет, и стадо будет вечным с этими вездесущими комарами и зелеными горячими лепехами, но умер Селеверст, и как хорошо, что умер, потому что стадо пропало, его даже не под нож пустили, просто перестали держать коров селяне, стали пить пустой и безвкусный «Домик в деревне», да и селяне повывелись. — А мы когда с шестьюстами танками Гудериана отбили, то я лежал в окопе и плакал, а ко мне подошел лейтенант и сказал: «Иногда стыдно не плакать». Попросил закурить, но табака не было, тогда он развернулся и пошел дальше по окопу, а я подумал: «Как он выжил». У Игоря разболелась голова, и он зачем-то стал пересчитывать ягоды на вишне. Вышло шестьсот. — Хорошо бы прожить тридцать шесть тысяч дней, а то у меня двадцать девять двести, — повторил дед, встал с крыльца, отряхнулся, сорвал вишенку с дерева, положил ее в рот, смачно и причавкивая разжевал и выплюнул косточку под ноги Игорю.
|
Ингвар Коротков. "А вы пишите, пишите..." (о Книжном салоне "Русской литературы" в Париже) СЕРГЕЙ ФЕДЯКИН. "ОТ МУДРОСТИ – К ЮНОСТИ" (ИГОРЬ ЧИННОВ) «Глиняная книга» Олжаса Сулейменова в Луганске Павел Банников. Преодоление отчуждения (о "казахской русской поэзии") Прощание с писателем Олесем Бузиной. Билет в бессмертие... Комментариев: 4 НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "СЕБЯ Я ЧУВСТВОВАЛ ПОЭТОМ..." МИХАИЛ КОВСАН. "ЧТО В ИМЕНИ..." ЕВГЕНИЙ ИМИШ. "БАЛЕТ. МЕЧЕТЬ. ВЕРА ИВАНОВНА" СЕРГЕЙ ФОМИН. "АПОЛОГИЯ ДЕРЖИМОРДЫ..." НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "ПОСЛАНИЯ" Владимир Спектор. "День с Михаилом Жванецким в Луганске" "Тутовое дерево, король Лир и кот Фил..." Памяти Армена Джигарханяна. Наталья Баева. "Прощай, Эхнатон!" Объявлен лонг-лист международной литературной премии «Антоновка. 40+» Николай Антропов. Театрализованный концерт «Гранд-Каньон» "МЕЖДУ ЖИВОПИСЬЮ И МУЗЫКОЙ". "Кристаллы" Чюрлёниса ФАТУМ "ЗОЛОТОГО СЕЧЕНИЯ". К 140-летию музыковеда Леонида Сабанеева "Я УМРУ В КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ..." К 50-летию со дня смерти Николая Рубцова «ФИЛОСОФСКИЕ ТЕТРАДИ» И ЗАГАДКИ ЧЕРНОВИКА (Ленинские «нотабены») "ИЗ НАРИСОВАННОГО ОСТРОВА...." (К 170-летию Роберта Луиса Стивенсона) «Атака - молчаливое дело». К 95-летию Леонида Аринштейна Александр Евсюков: "Прием заявок первого сезона премии "Антоновка 40+" завершен" Гран-При фестиваля "Чеховская осень-2017" присужден донецкой поэтессе Анне Ревякиной Валентин Курбатов о Валентине Распутине: "Люди бежали к нему, как к собственному сердцу" Комментариев: 1 Эскиз на мамином пианино. Беседа с художником Еленой Юшиной Комментариев: 2 "ТАК ЖИЛИ ПОЭТЫ..." ВАЛЕРИЙ АВДЕЕВ ТАТЬЯНА ПАРСАНОВА. "КОГДА ЗАКОНЧИЛОСЬ ДЕТСТВО" ОКСАНА СИЛАЕВА. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ Сергей Уткин. "Повернувшийся к памяти" (многословие о шарьинском поэте Викторе Смирнове) |
Cевастополь