Недавно на какой-то дискуссии вдруг (независимо от предмета разговора) возникла тема: «классовый подход». Сразу запахло портянками 30-х годов прошлого века. И соответствующими ужасами. Мне пришло в голову спросить товарища, поднявшего эту тему: а вот, скажем, Фридрих Энгельс – он был капиталист или коммунист?

Не помню буквально ответ, но по сути он сводился к тому, что Энгельс был… с одной стороны… в одном отношении… с другой стороны… в другом отношении…

Так и видится: Энгельс в своей конторе – капиталист. А потом, дома – коммунист. Или днем – капиталист, а ночью – коммунист (или наоборот). Ну, просто как Джек Николсон, который по ночам обращался волком (фильм «Волк»). Или Энгельс спал и видел переодеться в рубище, переехать в трущобы, раздать пролетариям имущество… да вот незадача, Маркса надо подкармливать… и с отвращением к самому себе героически продолжал буржуинить, прямо как Штирлиц…

Так нет же. Фридрих Энгельс, конечно, не Роман Абрамович, но тоже живал в Лондоне и имел некоторый вкус к красивой жизни (несмотря на то, что был, юридически, не владельцем отцовской фирмы, а всего лишь управляющим). К тому же, имел завидное душевное здоровье, не страдал ни раздвоением личности, ни ночным оборотничеством. И был при этом кем-то одним. Так кем же?

Что такое «классовый подход» в нормальном, рациональном, а не одиозно-людоедском смысле? Эта тема сейчас в какой-то мере актуализировалась – в той самой мере, в какой в последние годы вырос массовый интерес к «левым» идеям и теориям.

Не так уж давно, на нашей памяти, «классы» были повсеместно заменены (в преподавании и обществоведческой литературе) принятыми в западной социологии «стратами». Стратификационный подход куда проще и незамысловатее классового: здесь вообще речь не идет ни о какой идеологии, ни о каком сознании, определения просты и однозначны: есть у тебя такой-то уровень дохода – ну, и все с тобой понятно. Хай-миддл-лоу класс… ну, то есть, страта. А Энгельс, в «стратовом подходе»», разумеется, капиталист. Ну, то есть, хай-миддл или лоу-хай или миддл-хай (я не считал) «класс»…

Теперь «классы», похоже, возвращаются. И связанные с ними проблемы и недоразумения. Хотелось бы, чтобы последних было поменьше.

Но ведь возвращаются и недоразумения – вместе с непереваренным по сей день марксизмом.

Вспомним парочку простых догм.

Общество делится на классы? Делится. Люди принадлежат к классам? Принадлежат. Бытие (в том числе классовое бытие) определяет сознание? Определяет.

На этих догмах в свое время выросла как-бы теория, которая являет собой весьма наглядный (и далеко не самый остроумный) вариант бихевиоризма: стимул («классовое бытие») → реакция («классовое сознание»).

Ну, очень хотелось людям построить «науку» об обществе. Чтобы во всем наблюдались «законы» и «необходимости». Было такое, я бы сказал, наукобесие. При этом представления о науке и научности бытовали самые затхлые – они не сильно изменились с тех давних пор, когда в Европе уже начинали сочинять «социальную физику» (начиная с 17 века). Очень любили приводить слова Зомбарта, поддержанные Лениным: «В марксизме нет ни грана этики». Это повторялось на всех углах, с чувством явного превосходства над всякими там сопливыми моралистами-кантианцами: у нас тут Наука, у нас Законы, тут все серьезно, какая еще нравственность…

В раннесоветском обществоведении и особенно искусствоведении «наука» оформилась как «вульгарный социологизм»: положено было доказывать и демонстрировать, как художник (писатель, философ, etc.) «отражал» и «выражал» своим творчеством условия бытия своего класса. При этом были явлены чудеса софистики и демагогии, однако результаты оказались на удивление убогими и уродливыми. Ну, можно было, худо-бедно, криво-косо разъяснить какого-нибудь Арцыбашева, но уж никак не больше.

Платон – аристократ и рабовладелец – ясное дело, идеалист. А Иосиф Дицген – сапожник, посему додумался, что материя первична!

– А Энгельс – буржуй! А Герцен – помещик! А Пушкин – дворянин! А Толстой – «зеркало русской революции»! По этой логике Энгельс-Герцен-Пушкин-Толстой-etc. просто невозможны! Это какие-то неадекватные, сумасшедшие «собаки Павлова», которые при виде пищи, вместо того, чтобы выделять слюну, начинали крыть экспериментатора нехорошими словами…

«Теория» получилась, мягко говоря, ущербная. На практике все было куда страшнее.

Именно универсализация такой связи бытия и сознания послужила лукавым оправданием изуверской сегрегации «классово-близких» и «классово-чуждых». Предполагалось: если уж у тебя, братец, дворянское или, там, купеческое или еще какое эксплуататорское бытие (происхождение) – то у тебя всенепременно, автоматически вражеское, контрреволюционное сознание, что тут разбираться, это же очевидно.

Ах, дворянин!? К стенке! Ах, купец!? На лесоповал! Ах, бандит? Из пролетариев? Ути-пути, лапочка…

Но ведь (если вернуться к Энгельсу) все просто. (Или я ошибаюсь, и, наоборот, все сложно)?

Этот буржуй/коммунист вообще не принадлежал ни к каким классам. Для того, чтобы стать коммунистом, «буржую» надо преодолеть связь сознания со своим классовым бытием. Не только «буржую», разумеется. У представителя любого класса есть возможность подняться над узостью, ограниченностью «классового сознания», выломаться, выбраться из этой ограниченности – и тем самым перестать принадлежать к классу.

Самое важное и принципиальное (на мой взгляд) – то, что сказано по этой теме в «Немецкой идеологии». Там Маркс (на пару с тем же Энгельсом) определил два типа исторического субъекта: классовый индивид и личность. Без этого различения, без личности, противопоставленной классовости, мы получим ровно то, что мы получили в 20-х и последующих годах. Просто дичь и свинство: и в жизни, и в теории – безличность (зато – классовость).

Личность – существо над- и сверх-классовое. Личность – человек свободный от классовой ограниченности. Различие между личностью и «классовым индивидом» (которого Маркс именовал также «случайным» индивидом) – в характере, в качестве, в масштабе бытия – того самого, которое определяет сознание.

Классовый индивид – тот, сознание которого определено его классовым же – ограниченным, ущербным, частичным, отчужденным – бытием. Пролетарским, буржуазным, дворянским ли – неважно, важно, что классовым. Это то бытие, которое, может быть, точнее даже назвать бытом.

И – сильно подозреваю – большевистские трактовки «бытия и сознания» имели в виду именно «быт определяет сознание». И здесь, действительно, все было проще (и хуже) некуда.

Сознание личности определяется, конечно, Бытием, но уже далеко не только бытом. Это Бытие большое, настоящее – всеобщее, историческое, если угодно, в пределе – общечеловеческое.

Так, а куда же попадает субъект, который «выломался» из своего класса, поднялся над ним? Ну, не в космос же прямиком? У меня есть на этот счет предположение – очень рискованное, конечно, но не безосновательное.

Думаю, этот матерый человечище попадает в интеллигенцию.

И вот тут начинается самое интересное в «классовом подходе». Сторонники этого «подхода» в его большевистской трактовке, услышав слово «интеллигенция», хватались за пистолет. «Над-» и «сверх-» классовости они не переносили на дух. Вроде бы, как раз за это и боролись (ведь коммунизм – это бесклассовость?), но это как-нибудь потом, когда будет коммунизм (когда еще будет!), а вот сейчас у тебя, гнида, бесклассовым быть не получится. Не хочешь – заставим. «Жить в обществе и быть свободным от общества низззззя!!! »

Далее привожу текст, который (не удивляйтесь) написан уже сейчас, в ХХI веке. Цитировать придется много, потерпите, это надо прочувствовать.

* * *

«Напомним, что и гносеологическое содержание основного вопроса философии, и социальное носит классовый характер (т.н. партийный). Ни о каком «общечеловеческом» нечего и говорить. Чего нет, того – нет.

Вопрос лишь в том, откуда берется такое распространенное ныне мнение об «общечеловеческом», если такого нет в объективной действительности?

Это продукт, изделие представителей духовного производства, занимающих межклассовое положение. Интеллигенция – не особый самостоятельный класс. Этот общественный слой примыкает к господствующему классу, от которого, так сказать, получает жалование.

Как и вообще сфера духа собственной сущности не имеет, а является отраженным светом, своим другим материального, так и представители духовной деятельности собственной социальной сущности не имеют, а есть свое другое класса господствующего, его другое себя. В данном случае они – буржуазная интеллигенция.

«Но влияние интеллигенции, непосредственно не участвующий в эксплуатации, обученной оперировать с общими словами и понятиями, носящейся со всякими «хорошими» заветами, иногда по искреннему тупоумию возводящей свое междуклассовое положение в принцип внеклассовых партий и внеклассовой политики, – влияние этой буржуазной интеллигенции на народ опасно. Тут, и только тут есть налицо заражение широких масс, способное принести действительный вред, требующее напряжения всех сил социализма для борьбы с этой отравой». (Ленин В.И. Памяти графа Гейдена. – ПСС, т.16, с. 40).

«… либеральные и демократические слюнтяи», – по словам Ленина, – воображают себя «возвысившимися над всякой «партийностью» до «общечеловеческой» точки зрения.

Ошибаетесь, почтеннейшие. Эта точка зрения не общечеловеческая, а общехолопская». (Там же, с. 40).

«Говоря об интеллигенции, следует иметь в виду, что она не имеет самостоятельной, собственной сущности и может быть только буржуазной интеллигенцией при диктатуре буржуазии, либо пролетарской интеллигенцией при социалистической диктатуре пролетариата. Она на службе у господствующего класса, у него на жаловании. Ее жалуют, держат на зарплате. Это такая общественная прослойка, которая льнет в сторону «благодетеля».

При коммунизме такой категории не будет, поскольку не станет разделения труда на физический и умственный. А пока она есть, то есть и проблема. Поскольку бесклассовости, неклассовости не бывает до коммунизма, то люди умственного труда принимают и выражают ту классовость и классовый интерес класса, который господствует ныне, обслуживают идеями его интересы. Поэтому эти идеи выступают как идеология (см. Ленин «Об интеллигенции и ее дряблости» и т.п.).

«Никто не решится отрицать, что интеллигенция, как особый слой современных капиталистических обществ, характеризуется, в общем и целом, именно индивидуализмоми неспособностью к дисциплине и организации (ср. хотя бы известные статьи Каутского об интеллигенции); в этом, между прочим, состоит невыгодное отличие этого общественного слоя от пролетариата; в этом заключается одно из объяснений интеллигентской дряблости и неустойчивости, так часто дающей себя чувствовать пролетариату; и это свойство интеллигенции состоит в неразрывной связи с обычными условиями ее жизни, условиями ее заработка, приближающимися в очень и очень многом к условиям мелкобуржуазного существования (работа в одиночку или в очень мелких коллективах и т.д.)» (Ленин В.И. Шаг вперед, два шага назад. – ПСС, т. 8, с. 254).

* * *

В приведенном тексте много удивительного.

«Ни о каком «общечеловеческом» нечего и говорить. Чего нет, того – нет.»

Странно. Вообще-то, В. Босенко – философ, и писал работы о «мышлении». Интересно: чье это мышление? Ничье? Все классические философы (кого ни возьми) рассуждали о мышлении «вообще», то есть о том самом «общечеловеческом», которого, по утверждению Босенко, «не бывает». Так о ком это, о чем? Или это просто такая умственная фикция, фантом, таких людей не бывает и быть не может? О чьем мышлении «вообще» писал Босенко как логик? Об «общехолопском»? И о ком он говорил, что таких не бывает и быть не может, когда стал рассуждать как социальный философ? Может быть, в качестве логика он рассуждал о мышлении «научном» – но тогда, простите, сразу окажется, что этим навыкам (научного мышления) обучены те самые интеллигенты, которые… далее по тексту.

Ну да, ясное дело, мышление «вообще» – это мышление человечества, вместе взятого, во всей его истории и географии. А каждый из нас – частичен, ущербен и т.д. А не забыл ли уважаемый автор о том, что и в капле воды отражается солнце? Что мышление каждого отдельного субъекта лишь постольку заслуживает этого наименования («мышления»), поскольку оно тоже универсально в своих важнейших измерениях?

В. Босенко утверждает, что «до коммунизма» общее не бывает индивидуальным.

Он, конечно, атеист и вряд ли примет христианское убеждение в том, что Бог уже был во плоти, что Иисус – он-то и был тот самый, настоящий «общечеловек», который соединил божественную универсальность и человеческую индивидуальность, телесность (в чем убедился Фома, потрогав пальцами).

Видимо, откажем в мышлении «вообще» и А.В. Суворову (доктору психологических наук, академику) – ведь он, пардон, слепоглухой, – какое же тут «общечеловеческое»?

 Были еще такие субъекты, как Леонардо да Винчи, Гете… да, немало таких наберется. Многосторонних талантов каждого из них кому угодно хватит за глаза, чтобы выступить «общечеловеком». А Ломоносов? Ведь он, по легенде, был из поморских крестьян, так нет же, предал свой класс, поперся в столицу обслуживать интересы господствующего класса… и ведь неплохо обслужил, академию обосновал, университет… конечно, ведь платили, кровососы!

«Ни о каком «общечеловеческом» нечего и говорить»?

Это В. Босенко считает марксизмом? Видимо, он давно, со студенческих времен не перечитывал классиков. А то вспомнил бы, что они возложили на пролетариат «историческую миссию» именно потому, что он, пролетариат, выражает общечеловеческие интересы. Именно это, общечеловеческое, в первую очередь интересовало Маркса. Именно совпадение «общего» и «частного» он нашел здесь. Можно спорить о том, прав был Маркс в такой оценке или нет, но бесспорно, что «особенный» интерес пролетариата он видел ровно в том, чтобы выступить «общечеловеками» и это общечеловечество утвердить.

«… бесклассовости, неклассовости не бывает до коммунизма…»

Эх, профессор Босенко! Так что, коммунизм – он весь в мечтах, в светлом будущем, которое наступит неведомо когда? Эсхатология, чистой воды. Напоминаю: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние».

Это Маркс с Энгельсом. Но В. Босенко отказывает ныне живущим людям не только в праве, но даже в самой возможности утверждать коммунизм здесь и теперь. Действительное движение к бес- и сверх-классовости, оказывается, невозможно, его придумали продажные интеллигенты!

По Марксу, коммунизм уже есть, его в нашей жизни ровно столько, сколько людей свободных, сколько «случайных индивидов» стали личностями – это реальные островки, плацдармы свободы и бесклассовости… Видимо, В. Босенко, наблюдая советскую действительность, ничего реально коммунистического в ней не обнаружил, никаких личностей, никакой свободы и решил, что такого вообще не бывает…

Как советская власть относилась к свободе и к излишне самостоятельным личностям – достаточно известно. Это и позволяет определить советский строй как принципиально антикоммунистический. Теории (начиная с Ленина) соответствовали практике – реальные свобода и коммунизм были изгнаны из жизни и теории в область мечты и утопии. Из марксизма большевики умудрились изъять, ампутировать главное, превратив его из философии свободы в нечто прямо противоположное.

«Она (интеллигенция – И.Р.) на службе у господствующего класса, у него на жаловании. Ее жалуют, держат на зарплате. Это такая общественная прослойка, которая льнет в сторону «благодетеля».

Интересно, а рабочий класс получает зарплату? Где, у кого? Да ведь в той же самой кассе, у тех же работодателей! Его точно так же «жалуют», «держат на зарплате». Но при этом рабочий класс оказывается «революционным», а интеллигенция «продажной» и «льнущей к благодетелю». Вспомним, однако, Ленина: «Что делать?» Вождь и учитель обнаружил, что рабочий класс «сам по себе» недостаточно революционен, что в него надо вносить революционную, политическую сознательность… а кто, позвольте узнать, будет эту сознательность рабочего класса воспитывать? – Да та же продажная интеллигенция, чтоб ей неладно, больше некому! Ну да, конечно, тут она уже «поставит себя на службу» и т.д. Тоска.

Интересно, кому-нибудь из «ленинцев» приходило в голову, что настоящий интеллигент служит истине, правде и свободе? И нередко – вполне бескорыстно и бесплатно? И, как правило, предпочитает Бытие – быту? Или это все идеалистические бредни, холуйство и холопство?

А, кстати, был у нас такой «общечеловек» Пушкин, который «наше все» (чего, как мы уже слышали, не бывает и быть не может).

Конечно, был на содержании у господствующего класса, нуждался в деньгах («но можно рукопись продать»), и при этом выражался так:

Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не всё ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
— Вот счастье! вот права...

Да уж, куда Пушкину до классового подхода, не дорос, что с него взять, размечтался…

«При коммунизме такой категории (интеллигенции – И.Р.) не будет, поскольку не станет разделения труда на физический и умственный» .

Уже говорил, повторю еще раз: определение интеллигенции как «представителей умственного труда» – тупо и неадекватно. И буду утверждать: «при коммунизме» (если он когда-нибудь наступит-таки – в его большевистском толковании) будет как раз одна только интеллигенция. Если угодно – назло большевикам с их безысходной и безвыходной, антикоммунистической «классовостью». Залогом этому служит то, что интеллигенция уже сейчас сверх-, над- и бесклассовая. И камень, отвергнутый строителями, станет-таки во главу угла.

А Энгельс – конечно, коммунист. Не бедный, но вполне интеллигентный.

P.S. В исходном вопросе («коммунист или капиталист?»), конечно, содержался подвох. Просто эти определения («коммунист», «капиталист») – они о разном, они несопоставимы. Это все равно что спросить: г-н N – он толстый или украинец?

Не буду здесь разобъяснять, о чем это – выяснить нетрудно. Но характерно: слуховой и мыслительный аппарат советского производства настроен так, что «комм» и «кап» автоматически противопоставляются, и начинается выяснение отношений между ними. Может быть, перенастроим приборы на универсальное и «общечеловеческое»? Или этого не может быть?

Илья Раскин, "Частный корреспондент"