Заказать третий номер








Просмотров: 2146

31 мая 1892 года родился Константин Георгиевич Паустовский. В этом году отмечается его 120-летие.

... Летом 1929 года в Балаклаву на отдых приехал Константин Паустовский с женой Екатериной Степановной и сынишкой Вадимом.

Они поселились как раз на теперь уже бывшей даче графа Апраксина, где некогда куражился Михаил Арцыбашев. Пообвыкнув и осмотревшись на новом месте, Константин Георгиевич сел за письмо к своему другу Рувиму Фраерману. «За десятку здесь сдают комнаты в бывшем дворце Апраксина у самого моря, – писал Константин Паустовский автору «Дикой собаки динго». – Там очень тихо, пустынно, можно прекрасно работать. Есть электричество, приезжайте. Месяц (считая дорогу) обойдётся Вам в 150 рублей. С комфортом. Я купаюсь, ловлю бычков с затопленной шхуны и со скал. Шатаюсь по горам в лесах из туй, стал чёрный, как балаклавский листригон. Перезнакомился с рыбаками, очень любопытные здесь старики-ворчуны… в большинстве неудачники. Особенно прославлен неудачами мой приятель Петро Дымченко – бывший боцман. Поменьше думайте и приезжайте».

В то время стены московской квартиры писателя украшали старинные гравюры с изображением бухт, скалистых берегов, крепостей и маяков. На тронутых желтизной от времени полях читались надписи на французском: «Лиссабон», «Малага», «Вальпараиссо»… После поездки в Балаклаву рядом с гравюрами нашлось место фотографии. На ней запечатлён вход в Балаклавскую бухту – таким, каким он открывался из окон и террасы дачи беглого графа. На скалах по сторонам узкой горловины лагуны, по утверждению Константина Паустовского, жили Сцилла и Харибда. «Правда, по сравнению с гравюрами снимок выглядел скромным и даже монотонным, – вспоминал позже Вадим Паустовский, – он был сделан в серую погоду и к тому же против света, не было на снимке парусов, надуваемых шквальным ветром, шлюпок, взлетающих на гребни крупных волн, и других романтических подробностей, выполненных автором гравюр с исключительным мастерством и даже скрупулёзностью, вплоть до надписей на вывесках прибрежных трактиров».

Константин Георгиевич  был уверен, что фотография обладает удивительным свойством, достаточно поднести к ней увеличительное стекло. И тут же под линзой открывались как бы спрятанные важные детали: переплёты окон, ажурные кованые решётки балконов домов на восточном берегу бухты. «Даже одежда людей, поднимающихся к крепости по горной дороге», – замечает Вадим Георгиевич. Писатель очень любил старинные фотографии. «Когда рассматриваешь их, – говорил он, – неожиданно для себя открываешь множество деталей, которые больше расскажут, чем слова».

Шесть лет спустя, в 1935 году, Константин Паустовский, всматриваясь в вид Балаклавы, напишет рассказ «Морская прививка». Со страниц рукописи словно  брызнет яркий свет, повеет теплом юга: «Мыс Айя – последняя ступень земли – краснел в пене и облачном  дыму. За ним кончался мир, за ним плясали волны и дельфины и дул, припадая к воде, разгонистый ветер».

Перо, как патефонная иголка, коснувшаяся хрупкой пластинки, извлечёт голоса: «Па, зачем море? – снова спросил мальчик и прищурил глаза. Шофёр похлопал мальчика по ладони: «Ну, прощай, Мишук. Море – чтобы купаться»...

Читать полностью