СЕРГЕЙ СОБАКИН. ГРИГОРИЙ-"БОГОСЛОВ" СНЕЖАНА ГАЛИМОВА. ТОНКИЙ ШЕЛК ВРЕМЕНИ ИРИНА ДМИТРИЕВСКАЯ. БАБУШКИ И ВНУКИ Комментариев: 2 МИХАИЛ ОЛЕНИН. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ АНФИСА ТРЕТЬЯКОВА. "О РУСЬ, КОМУ ЖЕ ХОРОШО..." Комментариев: 3 АЛЕКСЕЙ ВЕСЕЛОВ. "ВЫРОСЛО ВЕСНОЙ..." МАРИЯ ЛЕОНТЬЕВА. "И ВСЁ-ТАКИ УСПЕЛИ НА МЕТРО..." ВАЛЕНТИН НЕРВИН. "КОМНАТА СМЕХА..." ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК. "В ШКУРЕ ЛЬВА..." НИНА ИЩЕНКО. «Русский Лавкрафт»: Ледяной поход по зимнему Донбассу АЛЕКСАНДР БАЛТИН. ПОЭТИКА ДРЕВНЕЙ ЗЕМЛИ: ПРОГУЛКИ ПО КАЛУГЕ "Необычный путеводитель": Ирина Соляная о книге Александра Евсюкова СЕРГЕЙ УТКИН. "СТИХИ В ОТПЕЧАТКАХ ПРОЗЫ" «Знаки на светлой воде». О поэтической подборке Натальи Баевой в журнале «Москва» СЕРГЕЙ ПАДАЛКИН. ВЕСЁЛАЯ АЗБУКА ЕВГЕНИЙ ГОЛУБЕВ. «ЧТО ЗА ПОВЕДЕНИЕ У ЭТОГО ВИДЕНИЯ?» МАРИНА БЕРЕЖНЕВА. "САМОЛЁТИК ВОВКА" НАТА ИГНАТОВА. СТИХИ И ЗАГАДКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ НАТАЛИЯ ВОЛКОВА. "НА ДВЕ МИНУТКИ..." Комментариев: 1 "Летать по небу – лёгкий труд…" (Из сокровищницы поэзии Азербайджана) ПАБЛО САБОРИО. "БАМБУК" (Перевод с английского Сергея Гринева) ЯНА ДЖИН. ANNO DOMINI — ГИБЛЫЕ ДНИ. Перевод Нодара Джин АЛЕНА ПОДОБЕД. «Вольно-невольные» переводы стихотворений Спайка Миллигана Комментариев: 3 ЕЛЕНА САМКОВА. СВЯТАЯ НОЧЬ. Вольные переводы с немецкого Комментариев: 2 |
Просмотров: 1594
21 мая 2012 года
Еще совсем недавно на первый план в современном литературном произведении выходила матрица социума, которая вместо фона становилась главным действующим лицом, имела доминирующее значение. Она подверстывала под себя все пространство, будто черная дыра втягивала человеческие вселенные, которым ничего не остается как мимикрировать, приспосабливаться. А человек же часто был интересен в качестве отражения среды. Как писал Хосе Ортега-и-Гассет в «Размышлениях о «Дон Кихоте»»: «Среда – единственный герой». Человек, как сейчас любят говорить, «среднестатистический» не имеет никакого влияния на среду, которая все более становится саморазвивающимся организмом. Он практически перестал быть ее субъектом. Человек – лишь жертва неумолимого катка внешних факторов, жестко детерминирующих его судьбу, как главная персонаж романа Романа Сенчина «Лед под ногами» Денис Чащин, тихо исходящий из жизни под занавес книги. Ничего не поделаешь: новые реалии обрушили на наш мир, и их необходимо было осмыслить. Теперь же начали появляться произведения, которые стали поднимать вопросы о воле человека, а его способности к противодействию общему течению этих новых-старых реалий. Писатели начали вновь делать попытки заглянуть в душу человека, разведать ее закоулки и понять причины ее слабости и расшатанности. Это уже не классический «лишний человек», а человек разобщенного раздифференцированного общества, где все отчуждены друг от друга и соединяются лишь в какие-то стаи, секты, сообщества на основе греха. Грех становится новым структурообразующим элементом эпохи. Страсть греха – цемент, скрепляющий, повязующий разобщенные элементы социума, пребывающие в бесцельном и хаотическом блуждании. Не только о пленении грехом, которым повязан практически весь мир, но, в первую очередь, о рубцах от него на сердце человека написал в своем романе «Книга Греха» Платон Беседин. Герой «Книги Греха» носит более, чем говорящую фамилию: Данила Грехов. Он совершает «страшные вещи, не удосужившись родиться злодеем». Вернее, не совершает, а является непротивленцем этих «страшных вещей». Входит в секту Кали, члены которой сами заражены и заражают окружающих вирусом, от которого умирают в течении трех лет. Детей, женщин, стариков инфицируют, делая им укол прямо на улице. Участвует в погромах фашиствующего общества. Хотя едва ли участвует: избиение кавказской семьи, убийство девочки – ему доверили все это снимать на видеокамеру, изменить же ситуацию не мог, в том числе из-за инстинкта самосохранения. Были еще готы, самоубийцы, извращенцы-свингеры и прочие представители человеческой кунсткамеры, в описаниях которой много натурализма: вырезание клитора, аборт, суициды, совокупления. Были разные страсти, в том числе неодолимое желание убить, но и это ему не удалось сделать, кто-то все время опережал, делая Данилу орудием в своей игре. Герой – орудие в игре, в том классическим плане, что весь мир – игра. Когда пустота внутреннего бытия наполняется ложью, Даниле кажется, что «я действительно существую» и это тоже определенная игра. Такие повседневные атрибуты современной жизни, как пиво, мобильный телефон, телевизор – причины большого перечня болезней и не только социальных, а в первую очередь физических недугов человека и на этом перечне автор подробно всякий раз останавливается. Они сопутствуют нашей обыденной жизни, любым ее самым безобидным проявлениям. В том же пиве зашифрован определенный код, который форматирует как человека, так и общество. Собственно, как и кровь в шприцах вездесущих сектантов – она передатчик, носитель информации, ее вирус – зашифрованный код. И соответственно, разница между пивом и кровью с вирусов лишь в различных вариантах кодировки и в решении раскольниковской дилеммы: «тварь дрожащая или право имею», «охотник или добыча». Личный выбор – это каждый раз протест против социума, ведь мир сформирован шизофрениками. Его следует излечить, запустить вирус-инъекцию, чтобы нарушить программу, сбить настройки. С это момента ты получаешь право, перестаешь быть тварью и получаешь освобождение от ситуации, когда «ты лишь чей-то манифест с телеэкрана... Ты всегда чей-то, но только не свой». Но вот с этой способностью осознанного выбора, волевого поступка – проблема. Вокруг Грехова умирают люди, он лишь с большей-меньшей долей эмоций наблюдает это, иногда и вообще безучастно. Он – «наблюдатель смерти». Собственно, и к своей жизни он относится без особого энтузиазма. Мог бы и руки наложить, как две девочки, которые на его глазах одна за другой сиганули из окна. Он – наблюдал, потому и сам не мог – наблюдатель. Но все это, естественно, до поры, пока печать смерти не затрагивает слишком личные рецепторы, самые болевые. Мать Данилы заразили вирусом Кали в больнице, она в коме и герой прозревает: «Моя жизнь – это лица близких рядом. Ради них я живу. И… буду жить. Вирус, ставший приговором, помог мне осознать, что все, кого ты любишь, умрут. Или умрёшь ты для всех тех, кого любишь». До болезни матери он был мертв, вокруг него витал воздух мертвечины и копошились могильные черви. Эта болезнь стала для него Сонечкой Мармеладовой: «До комы матери я был мертв. Она сделала мою Голгофу своей, и я ожил, воскрес». Главное послание в книге Платона Беседина: православное учение о единородной связи всех сущих, где грех одного частного элемента распространяется на всех, как в случае с грехопадением ветхозаветного Адама. Ты ответственен за все, что происходит вокруг, даже если только снимал на видеокамеру, если был только наблюдателем. Ты убийца – даже если только имел намерения убить. Эту связь необходимо осознать и пережить, иначе грех будет единственным цементом модерирующим твою личность и скрепляющим общество. Это с одной стороны грех повязывает, соединяет людей в какие-то фашиствующие ватаги, секты, а с другой – пестует одиночество людей. Они в этом состоянии легко воспламеняемы им, становятся рабами удовольствий, которые со временем мутируют до чудовищных форм. Каждый замкнут в своем коконе, разобщен как с внешним миром, так и со своим интериорным космосом: «Мы в телефонных будках, взираем на мир сквозь заплёванные стёкла, а там никого». И пока каждый в своей будке говорит сам с собой и не слышит ответа – грех плетет свою сеть, вирус кочует по венам, разъедая организм. В книге Беседина прорехи в этой сети начинаются с переживания личной трагедии, которая больше тебя, когда герой начинает понимать главное: «грех – жить без ответственности». С момента, когда становишься ответственным, начинается возрождение. Возрождение с жертвы. В данном случае жертвы матери, которая своей провиденческой болезнью пострадала за сына и сбила код мира греха, вируса Кали. Окончательное – с личной жертвы, когда ты перестаешь быть наблюдателем, а принимаешь на себя грехи всего мира, которые ранее лишь наблюдал, став теперь в глазах общества жутким маньяком. Этим окончательно порушаешь программу вируса, разрываешь цепь греха и становишься свободным. Эти путем происходит излечение героя, он воскресает, как новозаветный Лазарь, как Родион Раскольников, ведь грех и раскол – это практически синонимичные понятия. По большому счету сроднен с Грехом Беседина герой романа Олега Лукошина «Коммунизм» Виталий Шаталин. Он тоже во власти греха – в плену хилиастических идей о построении Царствия Божьего на земле, но этого не удается ни в капиталистической Рашке, ни в коммунистическом Советском Союзе. Может быть, получится в том измерении, где вообще еще не появился человек?.. Но об этом никто уже не узнает... Показательно, что после реалистичной картины схождения во ад социума, с досконального расписания симптомов болезни «деревни Елтышевых» – символа новейшей истории страны, литература обратилась к описанию внутреннего человека. Причем эта внутренняя атмосфера оказалась практически также подвластной инфернальному темноту, как и деревня в книге Романа Сенчина, убивающая все живое. Захар Прилепин пишет свою «Черную обезьяну» - особую фиксацию падения человека в скважину с соответствующим эхом крика отчаяния. У героя Прилепина нет имени. И это тоже говорящая позиция, как и с именем героя Беседина. Он – воплощенная пустота, пустое место, тень, «ни то, ни се». Он не способен ни на что, кроме метаний и хаотического бега. Схожую попытку показать образ темного человека, такого же мелкого беса, сдавленного обстоятельствами и социумом, предпринимает и Платон Беседин в своей книге. Но герой Беседина пошел несколько дальше, он прозрел и понял как бороться с «черной обезьяной» в себе, он нашел в своем сердце святыню. Он узнал, что может быть альтернатива греху, для этого необходимо перестать «тратить все силы, блуждая в затхлой мрачной тесноте, ограниченной собственной персоной». Нужно писать «другую историю».
Андрей РУДАЛЁВ, г. Северодвинск Роман Платона Беседина "Книга Греха" можно приобрести на российском "Озоне", "Майшопе"; на Украине - "Якабу", "Личности" и "Одиссей". |
Ингвар Коротков. "А вы пишите, пишите..." (о Книжном салоне "Русской литературы" в Париже) СЕРГЕЙ ФЕДЯКИН. "ОТ МУДРОСТИ – К ЮНОСТИ" (ИГОРЬ ЧИННОВ) «Глиняная книга» Олжаса Сулейменова в Луганске Павел Банников. Преодоление отчуждения (о "казахской русской поэзии") Прощание с писателем Олесем Бузиной. Билет в бессмертие... Комментариев: 4 НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "СЕБЯ Я ЧУВСТВОВАЛ ПОЭТОМ..." МИХАИЛ КОВСАН. "ЧТО В ИМЕНИ..." ЕВГЕНИЙ ИМИШ. "БАЛЕТ. МЕЧЕТЬ. ВЕРА ИВАНОВНА" СЕРГЕЙ ФОМИН. "АПОЛОГИЯ ДЕРЖИМОРДЫ..." НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "ПОСЛАНИЯ" Владимир Спектор. "День с Михаилом Жванецким в Луганске" "Тутовое дерево, король Лир и кот Фил..." Памяти Армена Джигарханяна. Наталья Баева. "Прощай, Эхнатон!" Объявлен лонг-лист международной литературной премии «Антоновка. 40+» Николай Антропов. Театрализованный концерт «Гранд-Каньон» "МЕЖДУ ЖИВОПИСЬЮ И МУЗЫКОЙ". "Кристаллы" Чюрлёниса ФАТУМ "ЗОЛОТОГО СЕЧЕНИЯ". К 140-летию музыковеда Леонида Сабанеева "Я УМРУ В КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ..." К 50-летию со дня смерти Николая Рубцова «ФИЛОСОФСКИЕ ТЕТРАДИ» И ЗАГАДКИ ЧЕРНОВИКА (Ленинские «нотабены») "ИЗ НАРИСОВАННОГО ОСТРОВА...." (К 170-летию Роберта Луиса Стивенсона) «Атака - молчаливое дело». К 95-летию Леонида Аринштейна Александр Евсюков: "Прием заявок первого сезона премии "Антоновка 40+" завершен" Гран-При фестиваля "Чеховская осень-2017" присужден донецкой поэтессе Анне Ревякиной Валентин Курбатов о Валентине Распутине: "Люди бежали к нему, как к собственному сердцу" Комментариев: 1 Эскиз на мамином пианино. Беседа с художником Еленой Юшиной Комментариев: 2 "ТАК ЖИЛИ ПОЭТЫ..." ВАЛЕРИЙ АВДЕЕВ ТАТЬЯНА ПАРСАНОВА. "КОГДА ЗАКОНЧИЛОСЬ ДЕТСТВО" ОКСАНА СИЛАЕВА. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ Сергей Уткин. "Повернувшийся к памяти" (многословие о шарьинском поэте Викторе Смирнове) |