«В современном мире не миновала угроза новой войны, в том числе и мировой. Это должно заботить молодых людей, и эта угроза может заставить их оглянуться на прошлое», – объяснил в интервью газете ВЗГЛЯД режиссер Карен Шахназаров. Его фильм о Великой Отечественной войне «Белый Тигр» идет сейчас на больших экранах.

3 мая в широкий прокат вышел фильм Карена Шахназарова «Белый Тигр», снятый по мотивам одноименного романа петербургского прозаика Ильи Бояшова.

Книга «Белый Тигр» – своеобразный военный эпос с элементами мистики. Это история об одержимом танкисте, чудом оставшемся в живых после страшных увечий и преследующем таинственный немецкий танк, который он воспринимает как некого одушевленного монстра, мечтая свести с ним счеты как с личным врагом. Шахназаров, в свою очередь, подошел к этому материалу вольно и выстроил в фильме свой собственный сюжет.

- Чем вас привлекла книга Ильи Бояшова? Возможно, тем, что в ней присутствует некоторый мистический элемент?

Карен Шахназаров: Да, именно этим и привлекла. Прежде всего меня привлек сюжет, который, по-моему, очень хорошо придуман. История о танке-призраке по-своему близка к «Моби Дику»...

- А также к легенде о Летучем Голландце...

К. Ш.: Да, но она более глубокая, и к «Моби Дику» она все-таки ближе. Она очень кинематографична – ее можно рассказывать на разных уровнях. Можно создавать зрелище, нагнетать напряжение, а можно подключать какие-то более серьезные вещи. До того как прочитать книгу, я прочел аннотацию и уже по аннотации понял, что хочу снять по этой вещи фильм. Конечно, мы сделали свою версию, у нас получилась несколько другая история, но сюжетный «стержень» остался. Кстати, Илья как автор сразу предоставил мне свободу, сказал: делайте так, как вы видите. Так что тут никто никого не обманывал.

- Некоторые читатели усматривают в книге негативное отношение к советскому времени и советскому обществу: мол, танкист Иван Найденов у Бояшова – единственный герой, а все остальные норовят его использовать и спрятаться за его спину. Вдобавок даже этот герой – во-первых, ненормальный, а во-вторых, вообще мифический, такой, какого в реальности быть не могло. Вам не приходила в голову такая интерпретация?

К. Ш.: Мы очень часто подозреваем автора в какой-то ереси безо всяких на то оснований. Мне кажется, что Илья совсем не это имел в виду и история у него вовсе не про это. И  фильм наш тоже совсем о другом, хотя и не совсем о том, о чем книга. Прочтение, которое вы описали, слишком пристрастное.

- Считаете ли вы, что в кино стоит возобновлять серьезный, а не эстетский и не иронический разговор о военном героизме?

К. Ш.: Во время войны случалось всякое, люди проявляли себя по-разному. Но героизм был, и это главное. После войны было принято говорить, что нападение Германии на Советский Союз было авантюрой, что Гитлер был авантюристом. А ведь у немцев не было сомнений, что они выиграют, и к этому были все предпосылки – сила у них в тот момент была чрезмерная. Не надо забывать, что до войны Советский Союз был совсем другой страной, чем в послевоенное время. Мы выросли с ощущением, что СССР – мощное государство, но до войны это была вообще полуразрушенная страна. Гитлер в 1920-х писал, что русские не могут даже грузовик построить, который бы ездил. Так что без массового героизма мы никак не смогли бы победить. Факторов, приведших к победе, было много, но я считаю, что героизм армии и всего народа сыграл ключевую роль, для меня это несомненно.

- Ясно, что тема Великой Отечественной войны с годами не теряет актуальности, но меняется ли взгляд на ее события? Скажем, война в массовом кино десятилетней давности и сейчас – примерно одно и то же или две разных картины?

К. Ш.: Думаю, что все меняется. Проясняются какие-то факты, появляется новая информация, возникают новые версии, и размышления о войне становятся, может быть, менее пристрастными. Такие изменения неизбежны. Никто не отрицает смысла тех событий и их итогов – я, по крайней мере, не отрицаю. Но взгляд меняется и будет меняться впредь – каждое поколение смотрит по-своему. Ведь такая масштабная вещь, как война, неизбежно используется в рамках текущей борьбы идей. То есть в любой период происходит своя «война», в ходе которой решаются новые проблемы и новые задачи, и война как факт исторического прошлого становится как бы плацдармом, на котором сталкиваются разные оценки, разные тенденции.

- Тогда можно ли считать «Белого Тигра» вашей репликой в нынешнем споре о войне, который до сих пор продолжается и даже, кажется, разгорается с новой силой?

К. Ш.: Да, можно считать. Неважно даже, приписываю ли я сам фильму такую функцию, – достаточно того факта, что фильм вызывает полемику.

- В России довольно много сторонников той точки зрения, что действия советской стороны во время Великой Отечественной заслуживают не более позитивной оценки, чем действия немцев, и что вообще гордиться итогами войны нам не стоит. Как вы думаете, полезен ли нынешнему российскому обществу абсолютный исторический плюрализм?

К. Ш.: Конечно, какая-то господствующая линия должна присутствовать. Лично для меня сравнение Третьего Рейха с Советским Союзом неприемлемо. Но, с другой стороны, нужно понимать: что бы ни декларировалось официально, война идей будет продолжаться, с этим ничего не поделаешь. Тот, кто твердо придерживается своей точки зрения, должен быть готов к тому, что ее надо будет отстаивать. В этом смысл существования человека или, по крайней мере, тех людей, которые создают художественные произведения. А просто объявить, что вот это так и только так, конечно, можно, но от такого объявления мало что изменится. Я верю в то, что правильный взгляд в конечном счете все равно победит, но за него нужно бороться. Запретить идею невозможно – ни правильную, ни  неправильную. Думаю, кстати, что Советский Союз пал во многом из-за того, что в нем пытались запрещать идеи. Пытались предложить только одну концепцию, только один взгляд, но ничего не получалось.

- Должно ли современное кино о войне выполнять какие-то программные, просветительские задачи, или речь должна идти только о качественном художественном продукте?

К. Ш.: Кино должно быть разным, и чисто воспитательная функция для него тоже возможна. Надо признать, что в западных умах произошел совершенно определенный поворот – на Западе нет ощущения, что СССР выиграл войну. Я воспитывался еще в то время, когда вся Европа и весь мир признавали ведущую роль Советского Союза в победе над гитлеровцами, но сейчас все иначе. Картина, которую представляет себе западная молодежь, выглядит совсем не так. А самое ужасное, что и про нашу молодежь во многом можно сказать то же самое. И это – во многом результат влияния массового искусства, кино – прежде всего. Так что сегодня одна из задач отечественных художников, в частности кинематографистов, заключается в том, чтобы, в свою очередь, эту ситуацию как-то изменить.

- Нужно учитывать, что многие не только совершенно равнодушны к теме Великой Отечественной, но и ничего про нее не знают, не представляют себе даже ключевых фактов. Каким образом можно вернуть в исторический контекст тех, кто сегодня из него выпал?

К. Ш.: Думаю, что это очень просто. Нужно исходить из того, что в современном мире не миновала угроза новой войны, в том числе и мировой. Это должно заботить молодых людей, и эта угроза может заставить их оглянуться на прошлое. Тем более что мир, в котором мы живем, во многом построен именно в результате Второй мировой войны.

 Кирилл Решетников, "Взгляд"