СЕРГЕЙ СОБАКИН. ГРИГОРИЙ-"БОГОСЛОВ" СНЕЖАНА ГАЛИМОВА. ТОНКИЙ ШЕЛК ВРЕМЕНИ ИРИНА ДМИТРИЕВСКАЯ. БАБУШКИ И ВНУКИ Комментариев: 2 МИХАИЛ ОЛЕНИН. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ АНФИСА ТРЕТЬЯКОВА. "О РУСЬ, КОМУ ЖЕ ХОРОШО..." Комментариев: 3 АЛЕКСЕЙ ВЕСЕЛОВ. "ВЫРОСЛО ВЕСНОЙ..." МАРИЯ ЛЕОНТЬЕВА. "И ВСЁ-ТАКИ УСПЕЛИ НА МЕТРО..." ВАЛЕНТИН НЕРВИН. "КОМНАТА СМЕХА..." ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК. "В ШКУРЕ ЛЬВА..." НИНА ИЩЕНКО. «Русский Лавкрафт»: Ледяной поход по зимнему Донбассу АЛЕКСАНДР БАЛТИН. ПОЭТИКА ДРЕВНЕЙ ЗЕМЛИ: ПРОГУЛКИ ПО КАЛУГЕ "Необычный путеводитель": Ирина Соляная о книге Александра Евсюкова СЕРГЕЙ УТКИН. "СТИХИ В ОТПЕЧАТКАХ ПРОЗЫ" «Знаки на светлой воде». О поэтической подборке Натальи Баевой в журнале «Москва» СЕРГЕЙ ПАДАЛКИН. ВЕСЁЛАЯ АЗБУКА ЕВГЕНИЙ ГОЛУБЕВ. «ЧТО ЗА ПОВЕДЕНИЕ У ЭТОГО ВИДЕНИЯ?» МАРИНА БЕРЕЖНЕВА. "САМОЛЁТИК ВОВКА" НАТА ИГНАТОВА. СТИХИ И ЗАГАДКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ НАТАЛИЯ ВОЛКОВА. "НА ДВЕ МИНУТКИ..." Комментариев: 1 "Летать по небу – лёгкий труд…" (Из сокровищницы поэзии Азербайджана) ПАБЛО САБОРИО. "БАМБУК" (Перевод с английского Сергея Гринева) ЯНА ДЖИН. ANNO DOMINI — ГИБЛЫЕ ДНИ. Перевод Нодара Джин АЛЕНА ПОДОБЕД. «Вольно-невольные» переводы стихотворений Спайка Миллигана Комментариев: 3 ЕЛЕНА САМКОВА. СВЯТАЯ НОЧЬ. Вольные переводы с немецкого Комментариев: 2 |
Просмотров: 2590
10 февраля 2012 года
В письме Леониду Осиповичу Пастернаку Марина Цветаева – задолго до «Доктора Живаго», и говоря не о прозе, а о поэзии Пастернака – характеризовала его так: «…кроме сути (естественно, для поэта высвобождающейся через слово!) ему ни до чего дела нет. «Трудная форма»… Не трудная форма, а трудная суть».[1] Гениальный Лирик со временем, конечно же, осваивал новые формы, но сам, в своей сути, не изменился. «Доктор Живаго» – это его «большая проза» (расшифруем это слово как имеющее не только количественный оттенок, связанный с объемом, но больше – качественный, «большая» имеет и такое значение как «главная») о сути Творчества, о сути Личности, о сути Времени, о сути Жизни. Эти вечные темы и вечные вопросы от начала времен одни и те же, меняются только обстоятельства, в которых Человек пытается сформулировать, выразить их, найти собственный ответ. О своих творческих поисках сам Борис Леонидович писал редактору и критику В. Полонскому (по поводу повести «Детство Люверс») так: «До 17 года у меня был путь - внешне общий со всеми; но роковое своеобразие загоняло меня в тупик, и я раньше других, и пока, кажется, я единственно, - осознал с болезненностью тот тупик, в который эта наша эра оригинальности в кавычках заводит... И я решил круто повернуть. Я решил, что буду писать, как пишут письма, не по-современному, раскрывая читателю все, что думаю и думаю ему сказать, воздерживаясь от технических эффектов, фабрикуемых вне его поля зрения и подаваемых ему в готовом виде, гипнотически и т. д. Я таким образом решил дематерьялизовать прозу...»[2] «Доктор Живаго» написан с намеренной внешней стилистической простотой. Здесь нет ни «оригинальных красивостей», «зауми», ни острых сюжетных поворотов, резких «скачков» действия; оно развивается линейно и плавно, с нескольких сторон, «критические точки» сюжета заранее подготовлены, ожидаемы и воспринимаются как единственно возможные. Роман «классический» по форме и языку. Он структурирован (каким бы диссонансом по отношению к Пастернаку ни звучало это слово) как классический русский роман XIX века. Это повествование, состоящее из двух объемных книг, разбитых на 17 частей, каждая из которых имеет собственное название и содержит в себе несколько пронумерованных главок. Что касается языка, то литературным «гурманам» он может показаться слишком простым и зачастую «непричесанным». Повествование внешне «объективно», ведётся от третьего лица, оно неспешное, подробное, с «пространной» экспозицией; Пастернак начинает рассказ о своих героях с событий, предшествующих знакомству, с самого детства, и медленно-медленно сводит, «скрещивает» им пути. Интересно, что линии их судеб, разнонаправленные в текущем времени, стремятся в одну точку, в единое целое в «над временем», в пространстве без времени, без местоположения. Вернемся к «дематериализации прозы». Вот как охарактеризовал «новую прозу» Пастернака Джанджакомо Фельтринелли, издатель романа, в письме в Государственное издательство художественной литературы СССР: «роман обладает очень высокой художественной ценностью, сближающей автора с великими русскими писателями XIX в.; мы считаем, что его проза напоминает прозу Пушкина. Пастернак замечательно показывает нам Россию, ее природу, ее душу, события ее истории, которые передаются при помощи ясного и конкретного изображения персонажей, вещей и фактов в духе реализма в лучшем смысле слова, реализма, который перестает быть тенденцией и становится искусством… западный читатель впервые услышит в этой книге голос первоклассного мастера в области искусства и поэзии…»[3] Из этого следует, что творческая задача Пастернаком-прозаиком была блестяще решена, и «дематериализованная», то есть не «сделанная», а естественная, свободно выговоренная, с вживленным поэтическим «умножением смыслов» проза стала эпосом обо всех временах и на все времена. Однако читателю всегда приходится помнить, что перед ним проза поэта; несмотря на свою внешнюю простоту, она внутренне сложна, она выстроена по музыкально-поэтическим принципам, как симфония или поэма. Во-первых, это подтверждает постоянное и постепенное, полное развитие одной, главной «темы» – темы Юрия Живаго. Её взаимосвязь с «темами» других персонажей, которые «лучами» расходятся от Живаго, как от источника света; и главных для него, таких, как Лара (любовь), Тоня (долг), Веденяпин (учитель), Антипов(антипод), брат Ефграф (ангел-хранитель), Комаровский (враг), и второстепенных – друзей, знакомых, соседей, сослуживцев, пациентов и прочих. Во-вторых, развитие «темы Живаго» на протяжении всего повествования обрамляют и «прошивают» постоянные лейтмотивы (мотивы, постоянные образы): метели, горящей свечи, железной дороги, «Вечной памяти»; повторяясь в разных обстоятельствах, они переводят повествование на другой, символический уровень. Подробно раскрывать символическое значение каждого из них нет необходимости: многократно сказано в различных критических работах и о парадигме «стихия – метель - революция - хаос- история - смерть», и о «душе-свече- любви-тепле-свете-творчестве-надежде-воскресении», и о прочих. В-третьих, одно из важнейших свойств поэтической прозы Пастернака – это удивительно музыкальные фразы, составляющие особый ритмический и пластический рисунок прозаических периодов: «шли и шли и пели «Вечную память»», «Свет лампы спокойной желтизною падал на белые листы бумаги и золотистым бликом плавал на поверхности чернил внутри чернильницы», «Смерти не будет, говорит Иоанн Богослов, … потому что это уже видали, это старо и надоело, а теперь требуется новое, а новое есть жизнь вечная», «единственное, что в нашей власти – это суметь не исказить голоса жизни, звучащего в нас»; цитировать же можно бесконечно. Кроме того, отдельного разговора заслуживает «перемена мест» субъекта и объекта; говоря проще, у Пастернака часто состояние героев передано через действие, совершаемое не ими, но окружающим миром – природы, стихии, вещей, других людей, животных. Проще всего это проиллюстрировать первыми строками романа, в которых описываются похороны матери главного героя, тогда еще мальчика Юры Живаго (об этом писал М. Лотман, определяя такую творческую манеру как «бессубъектное начало с типичными для Пастернака «подставными» субъектами»[4]): «Шли и шли и пели «Вечную память», и, когда останавливались, казалось, что ее по-залаженному продолжают петь ноги, лошади, дуновения ветра»[5]. Важное замечание сделал один из первых читателей романа – В. Шаламов: «Голосом автора говорят все герои – люди и лес, и камень и небо… Главная сила романа в суждениях о времени, которое ждет не дождется честного слова о себе»[6]. Это свидетельствует о том, что в прозе поэта главенствует лирическое начало, что в ней ярко проявлен «голос автора», который в свою очередь является настоящим «лирическим героем» этого повествования. На прозу Пастернака распространяется присущее его лирике ощущение слиянности, взаимовлияния человека и природы: люди, лес, камень, небо – в романе, как и в стихах, равноправные герои. В творчестве Пастернака природа всегда олицетворена и обладает всеми чувствами, присущими человеку, и в его жизни она может и принимает деятельное участие.
В пользу утверждения, что проза Пастернака написана по «поэтическим лекалам», свидетельствуют даже очевидные «нелогичности» в ходе действия, которые трудно не заметить внимательному читателю. К примеру, вот мальчик Ника прячется под кроватью и представляет себе, как расправится со знакомой девочкой Надей, утопит её, и – тотчас они уже в лодке, а после в воде, на берегу; или неожиданное и чудесное («Бог из машины») появление Евграфа Живаго – всегда, когда Юрий на грани жизни и смерти или на «перепутье», или «грубо» приведенные друг к другу главные герои, они будто всегда знают, где друг друга найти. Такое число счастливых совпадений и стечений обстоятельств говорит только об одном: автор подчиняет действительность своей творческой воле, он делает это в прозе как поэт, верный «главной теме», на которую заставляет работать все сюжетные линии. Это нисколько не мешает чтению и восприятию, даже наоборот, роман, несмотря на логические огрехи, поражает своей музыкальной (симфонической) цельностью во всем. В романе, как заметил В. Шаламов, «налицо правда человеческих поступков, т.е. правда характеров», и это для Пастернака важнее точности. Кроме этого, в романе блестяще, правдиво, «видимо», «ощутимо» запечатлены и совершенно бытовые вещи – описания комнат, их обстановки, железнодорожного вагона, домов, улиц, больничного кабинета; портреты людей, их индивидуальная речь, бытовые диалоги и сценки из жизни. Естественная для лирики значительность мелких деталей при минимуме внесюжетных «ответвлений» в крупной прозе становятся особенностью индивидуального стиля, особенностью «прозы поэта». Простые вещи и простые люди в этом романе – это «красота, без которой мертво даже самое высокое нравственное утверждение, это свет повседневности, то есть именно та правда жизни, которую ищет и стремится выразить художник, лирик по преимуществу»[7].
Герой романа Пастернака «с гимназических лет мечтал о прозе, о книге жизнеописаний. Но для такой книги он был ещё слишком молод, и вот он отделывался вместо неё писанием стихов…». Вместе с прозаическим текстом писались стихотворения Юрия Живаго, составившие последнюю, семнадцатую часть романа. Исповедальное свидетельство «о себе во времени» – это стихи, которые найдут в его бумагах после его смерти.
Перед нами не просто небольшой сборник стихотворений, но книга цельная, имеющая собственную строго продуманную композицию. Последовательный перенос сюжетных перипетий и мотивов из прозаического повествования в поэтическое – это повторение (очищение, перерождение, восхождение) «событийного» на новом, «бытийном», уровне, это некая метафизическая лестница, по которой можно как «подняться» в надмирное, так и спуститься к истокам, к реальности; осознать любое событие и действие романа как явление и проявление – в разных координатах.
Открывается цикл стихотворением о Гамлете, образ которого в мировой культуре символизирует в числе прочего и раздумья над характером собственной эпохи, и пассивный (с потенциалом активного) протест его проявлениям. В замечаниях к переводу трагедии Шекспира Б.Пастернак писал, что ««Гамлет» – драма высокого жребия, заповеданного подвига, вверенного предназначения»». Гамлет Юрия Живаго – это и обреченный на особую судьбу, миссию человек, это человек мыслящий, человек-артист в значении «художник»; он сталкивается с Историей, которую пытаются изменить новые фарисеи, он тоже сопротивляется императивам времени, отказываясь от активного, действенного участия в этой профанации – на уровне реальности, в реальных координатах. Темой этого стихотворения является выбор моральной позиции человека в мире зла и насилия. По сути, это молитва, но в то же время это его размышление о своей судьбе. Приведём еще одну цитату Пастернака-переводчика о шекспировском Гамлете: «Это самые трепещущие и безумные строки, когда-либо написанные о тоске неизвестности в преддверии смерти, силой чувства возвышающиеся до горечи Гефсиманской ноты». Неудивительно, что завершается поэтическая книга доктора Живаго стихотворением «Гефсиманский сад», которое, таким образом, «закольцовывает» цикл. В нём один из главных – мотив самопожертвования во имя искупления человеческих страданий, и, возможно, самый главный – мотив будущего Воскресения. Борьба двух стихий – света и тьмы, метели и свечи, да, наконец, жизни и смерти – сконцентрированы в одном стихотворении под названием «Зимняя ночь». Стихотворение обобщает весь роман, это его своеобразный синопсис, здесь его главный тезис.
Мело, мело по всей земле Во все пределы... Свеча горела на столе, Свеча горела.
Свеча не только символ души, жизни, но еще и символ надежды. Образ свечи имеет в христианской символике особое значение. Обращаясь к своим ученикам в Нагорной проповеди, Христос говорит: «Вы свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме».
Лирический герой Живаго прошёл собственный путь от Рождества до Воскресения и доказал, что «смерти – нет».
Я в гроб сойду, и в третий день восстану.
И через двадцать лет после его смерти, и через сколько угодно, навсегда: "состарившимся друзьям у окна казалось, что эта свобода души пришла, что именно в этот вечер будущее расположилось внизу на улицах, что сами они вступили в это будущее и отныне в нем находятся... И книжка в их руках как бы знала все это и давала их чувствам поддержку и подтверждение". Роман «Доктор Живаго» (и прозаическая, и поэтическая его неразделимые составляющие) пропитан такой уважительной любовью к жизни, такой верой героя в сотворенность мира и его потенциальную гармонию, что, несмотря на видимое торжество хаоса и «всемирный потоп» бездуховности, хочется повторить вслед за автором и его героем – «смерти не будет». «Смерти не будет». Таково было и первое название романа в карандашной рукописи 1946 года. Там же найдём и эпиграф из Откровения Иоанна Богослова: « И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». [1] Райнер М.Р., Пастернак Б., Цветаева М. «Письма 1926 года», М., «Книга», 1990 г. [2]Е.Б. Пастернак. «К читателю». Предисловие к «Доктору Живаго» Б.Пастернака. http://www.infoliolib.info/philol/epasternak/epasternak.html [3] РГАНИ. Ф. 5. Оп. З6. Д. 37. Л. 16–17. Копия. Перевод с итал. яз. [4] ЗотоваЕ.И. «Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Б.Л.Пастернака» М., 2008 [5] Пастернак Б.Л. «Доктор Живаго». М., «Эксмо», 2004 г. Стр. 15. Выше и далее – цитаты из текста романа по этому же изданию. [6]Е.Б. Пастернак. «К читателю». Предисловие к «Доктору Живаго» Б.Пастернака. http://www.infoliolib.info/philol/epasternak/epasternak.html [7] Пастернак Е.Б. предисловие к роману «Доктор Живаго». |
Ингвар Коротков. "А вы пишите, пишите..." (о Книжном салоне "Русской литературы" в Париже) СЕРГЕЙ ФЕДЯКИН. "ОТ МУДРОСТИ – К ЮНОСТИ" (ИГОРЬ ЧИННОВ) «Глиняная книга» Олжаса Сулейменова в Луганске Павел Банников. Преодоление отчуждения (о "казахской русской поэзии") Прощание с писателем Олесем Бузиной. Билет в бессмертие... Комментариев: 4 НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "СЕБЯ Я ЧУВСТВОВАЛ ПОЭТОМ..." МИХАИЛ КОВСАН. "ЧТО В ИМЕНИ..." ЕВГЕНИЙ ИМИШ. "БАЛЕТ. МЕЧЕТЬ. ВЕРА ИВАНОВНА" СЕРГЕЙ ФОМИН. "АПОЛОГИЯ ДЕРЖИМОРДЫ..." НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "ПОСЛАНИЯ" Владимир Спектор. "День с Михаилом Жванецким в Луганске" "Тутовое дерево, король Лир и кот Фил..." Памяти Армена Джигарханяна. Наталья Баева. "Прощай, Эхнатон!" Объявлен лонг-лист международной литературной премии «Антоновка. 40+» Николай Антропов. Театрализованный концерт «Гранд-Каньон» "МЕЖДУ ЖИВОПИСЬЮ И МУЗЫКОЙ". "Кристаллы" Чюрлёниса ФАТУМ "ЗОЛОТОГО СЕЧЕНИЯ". К 140-летию музыковеда Леонида Сабанеева "Я УМРУ В КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ..." К 50-летию со дня смерти Николая Рубцова «ФИЛОСОФСКИЕ ТЕТРАДИ» И ЗАГАДКИ ЧЕРНОВИКА (Ленинские «нотабены») "ИЗ НАРИСОВАННОГО ОСТРОВА...." (К 170-летию Роберта Луиса Стивенсона) «Атака - молчаливое дело». К 95-летию Леонида Аринштейна Александр Евсюков: "Прием заявок первого сезона премии "Антоновка 40+" завершен" Гран-При фестиваля "Чеховская осень-2017" присужден донецкой поэтессе Анне Ревякиной Валентин Курбатов о Валентине Распутине: "Люди бежали к нему, как к собственному сердцу" Комментариев: 1 Эскиз на мамином пианино. Беседа с художником Еленой Юшиной Комментариев: 2 "ТАК ЖИЛИ ПОЭТЫ..." ВАЛЕРИЙ АВДЕЕВ ТАТЬЯНА ПАРСАНОВА. "КОГДА ЗАКОНЧИЛОСЬ ДЕТСТВО" ОКСАНА СИЛАЕВА. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ Сергей Уткин. "Повернувшийся к памяти" (многословие о шарьинском поэте Викторе Смирнове) |
Москва