Какая страшная судьба! Какой светлый человек и поэт!

Наткнулась в Интернете:

"ПИСЬМО ДОРОГОМУ ТОВАРИЩУ
СТАЛИНУ ИОСИФУ ВИССАРИОНОВИЧУ
ОТ ПОЭТА КСЕНИИ НЕКРАСОВОЙ


В 1935 году, окончив техникум политпросвета, я работала на заводе тяжелого машиностроения им. Орджоникидзе на Урале культурно-массовым работником и писала стихи. Я пришла на завод, когда на месте завода стоял лес. Люди расчищали площадку будущих строений и жили еще в саманных и тростниковых бараках.
В 1935 году обком комсомола Свердловска направил меня учиться в Москву в Литературный институт ССП.
В 1937 году в журнале «Октябрь» №3 были напечатаны мои первые стихи под редакцией Панферова и поэта Асеева. Рядом со стихами была напечатана статья Асеева о моих первых серьезных работах. И дальше, в этом же году, были напечатаны еще в трех журналах мои стихи.
В 1938 году была напечатана в газете «Комсомольская правда» (от 9 мая) моя поэма «Ночь на баштане» в 300 строк.
В 39, 40 и 41-м годах мои стихи печатали в журнале «Молодая гвардия» под редакцией Кирсанова.
Следующие пять лет всеобщая государственная стройка отразилась на моем существовании.
В 1941 году мы с мужем (горный инженер) и маленьким сыном эвакуировались с шахтами Подмосковья на восток. Примерно в 100 километрах от Тулы наш эшелон бомбили немцы. Мне контузило правую руку...
С мужем в эти годы тоже произошло огромное несчастье: он сошел с ума. А я с горя не знала, как мне быть, и ходила по дорогам Киргизии и собирала милостыню. Проезжающие киргизы и узбеки называли меня дервишем, так как я бормотала себе под нос свои стихи или произносила их вслух, а в руках у меня всегда был карандаш и бумага. Иногда киргизы останавливались и делились со мной лепешками или вяленой бараниной. Хлопали меня по плечу и отправлялись дальше, а я шла своей дорогой.
В Ташкенте меня подобрала Ленинградская Академия наук. Вынув из моего мешка стихи и прочитав их, секретарь партийной организации Академии Людмила Ивановна Перепечь, профессор Мейлах сейчас же деятельно принялись устраивать мою судьбу, накормили, вымыли и дали возможность два месяца отдыхать. В 1944 году меня Академия наук в мягком вагоне отправила в Москву. А в Москве я оказалась без вещей и площади. И только благодаря друзьям я все-таки существую.
За годы войны я написала цикл военных стихов. И цикл азиатских стихов. Из них были напечатаны стихи в 1947 году под редакцией Симонова в журнале «Новый мир». Сейчас у меня груда стихов и больше ничего нет: ни площади, ни материальных средств к существованию. Сплю у друзей под роялем, на полу.
Моя неприспособленность к работе объясняется врачами травматическим энцефалитом - физически я работать не могу и письменную работу производить тоже не могу, так как дрожит и устает рука, да и мысли мои направлены в сторону стихов, а уж на остальное сил не остается. Свои-то стихи я хотя и медленно и с трудом, но все-таки записываю.
Прошу Вас, прослушайте, пожалуйста, товарищ Сталин, мои стихи, написанные на пластинке: «Вода», написанная мною в период моих скитаний по Киргизии, и «Саваоф», написанный в период, когда меня забрала Академия наук под свою опеку. Третье мое стихотворение «Вереск», написанное в 1950-м и посвящено Вашим подаркам. И стихи об огороднице, недавно написанные. И если стихи мои заслуживают внимания, то не может ли государство дать мне пенсию. Желаю Вам, милый Иосиф Виссарионович, быть таким же сильным в своем творчестве и здоровья, мой бог Саваоф."

спасибо огромное Евгении за то, что она не даёт исчезнуть в забвении таким поэтам, как Ксения Некрасова. ранее я ничего не читал из творчества этой поэтессы. теперь же могу с уверенностью сказать: Ксения - поэт от Бога, как и, мною любимая, Марина Ивановна Цветаева.

я хотела сказать не стихи а строки... т.е. письма о помощи... известен случай с артистом Могуновым (Бывалый), который также написал Сталину и попросился в артисты... его приняли в театральный институт... и первую роль в кино он сыграл в "Молодой гвардии"...

Памяти А.Х. Продавец крови


Аполлон никогда не стеснялся своего имени, даже в школе, когда дикая банда одноклассников дразнила его на все лады. Он отмалчивался и даже в драку не лез, ибо с подросткового возраста понял свое предназначение. Он слышал голос неба. И очень быстро научился воспроизводить то, что он слышит, на бумаге. Получались ритмические строки, которые его самого вводили в дрожь. Когда он впервые показал их матери, самому близкому, по сути, человеку, та отмахнулась – лучше бы уроки учил. А учился Аполлон неважно. Кроме русского языка и литературы его ничто не интересовало. Ну, может быть история. После школы он попал в армию. Свои записи он тщательно прятал от товарищей, дабы избежать насмешек, а то и мордобоя. Он был тихим человеком. И занят был одним – прислушивался к небу, и старался как можно более точно записать то, что слышал. После армии он устроился работать на завод. Но в силу своей невнимательности попал рукавом в станок, и ему едва не выдернуло руку. С завода пришлось уволился. Получил какие-то деньги и поехал, против воли матери в Москву, поступать в литинститут. Там посмотрели его записи и приняли безоговорочно, хотя каких-то бумажек и публикаций где-либо у него не хватало. Это было славное время. Но недолгое. Из института его поперли, потому что он никак не встраивался в схему всеобщего обучения. Читал что хотел, писал, как хотел, вернее, как слышал. На зачеты и сессии внимания не обращал. Ревнивая и опасная Москва не хотела принимать его, как стихотворца, причем стихотворца своеобычного, обладающего несколько иным, чем у большинства пишущих голосом. В результате он оказался дома. Мать болела. Жили они на ее скромную инвалидскую пенсию и на его случайные заработки: где мебель помочь перетащить, где подежурить за кого-нибудь. Мать часто плакала над судьбою сына недотепы. А тот замыкался, уходил в свой угол и писал, писал что-то в толстой тетради. Мать умерла. Никто даже не знал, от какой болезни. Похоронили ее соседи, люди сердобольные и участливые. Аполлон остался один в маленькой однокомнатной квартирке. Денег не было. Он попробовал устроиться в котельную, сторожем, но по своей рассеянности однажды проглядел показания манометров, и котельная чуть не взлетела на воздух. Котельная на воздух не взлетела, но Аполлон с работы вылетел. С треском. Надо сказать, что у него было несколько знакомых, которые были скорее не знакомыми, а поклонниками его стихов. Ведь как ни пиши, все одно, кто-то дознается, прочитает, даст прочитать кому-то еще. И пойдет по небольшому городу кухонная, отвратительная своей убогостью слава местного поэта. Тут же зазвучит пылью покрытое словечко «андеграунд». Прибьются на время какие-то полусумасшедшие девицы, пара алкашей – графоманов…Тоска. Однако Аполлону немного повезло. Кто-то из более- менее трезвых приятелей оттащил его рукопись богатому и сентиментальному человеку. И тот мгновенно, за пару недель помог издать тысячу экземпляров собранного кое-как сборника. Когда пачки, набитые новыми, отпечатанными на дурном ризографе книжками, оказались у Аполлона дома, тот ничуть не удивился и воспринял это, как должное. Стремление к публичной славе, мельканию на страницах журналов у него напрочь отсутствовало. Он занимался главным – слушал. Слушал и записывал. Попытки вновь устроиться на работу кончились ничем. Друзья, иногда помогавшие ему, исчезли куда-то из-за его нелюдимости и нежелания собутыльничать с ними. Вмести с друзьями свалили и неумытые безграмотные поэтелки. И пришел день, когда Аполлон понял, что у него осталось три пути: в петлю, на помойку или новая попытка заработать на кусок хлеба. Он практически не ел ничего уже целую неделю. Прозрачный взгляд его упал на нетронутые пачки. Он часто заходил в книжные магазины и приблизительно знал цены на книги. Потому что некоторые он хотел купить, но у него не было денег. Его сборник, отпечатанный на серой бумаге, стоил немного, но Аполлон посчитал, что если продать одну такую книжку, то можно было бы купить немного еды и не умереть с голоду. Он еще раз посмотрел на нераспакованные пачки и подумал: «Тысяча дней жизни». Вздохнул, распечатал одну, вытащил штук двадцать слежавшихся сборников, сгрузил их навалом в целлофановый пакет, оделся. И отправился неизвестно куда. Выглядел он опрятно. Лицо его было спокойно. Руки не тряслись, потому что он не пил вовсе. Правда его покачивало от голода, и он мерз в своем плащике. Но, тем не менее, он не походил на бомжеватого субъекта, которыми полон был весь город. Аполлон понимал, для того, чтобы продать книжку, надо выглядеть как минимум аккуратно и, как максимум, уверенно. Последнего катастрофически недоставало. На улице было ветрено, пасмурно. Денег было только на поездку до центра и обратно. Для начала Аполлон подошел к немолодым женщинам, сидящим на скамейке рядом с подъездом соседнего дома.
- Здравствуйте,- прервал он их беседу.
- Здравствуйте,- вразнобой ответили они.
- Вот…книжки у меня…- Аполлон страшно покраснел и не знал, что говорить дальше
- Книжки? Чьи? – удивленно и настороженно спросили тетки.
- Мои. Я м-м…поэт,- выдавил из себя Апполон.
- Евтушенка-а,- тетки в голос заржали.
- Может быть, купите? Одну хотя бы?
- Что, алкаш, на опохмел не хватает?- злобно прошипела одна, - давай вали отсюда!
Аполлон как-то боком, путаясь в ногах, почти отбежал от скамейки. В трамвае было пусто и тепло. Аполлон пригрелся и почти задремал. Вышел он в центре города. Огляделся. Кругом одни витрины. Увидел знакомую «Планета книг». Подошел к дверям пригляделся к входящей и выходящей публике. Люди интеллигентные в основном. Аполлон приободрился. Вытащил тощий сборничек, выбрал в толпе мужчину повзрослее и поскромнее и, набравшись духу, окликнул его.
- Извините, не хотите купить стихи. Это мои. Они хорошие.
Мужчина косо из-под очков взглянул на него, отрицательно мотнул головой и скрылся в магазине. Тогда Аполлон обратился к милой на вид, просто одетой даме.
- Простите за беспокойство, не купите ли книжку. Это стихи. Они живые.
- Да пошел ты, - бабахнула милая просто одетая дама. Аполлон вздохнул. Раза три он пытался всучить книжку проходящим людям, но ничего не получилось. Тогда он направился в бутик напротив. Там было так красиво, что Аполлон задохнулся. Его окружали невероятно дорогие вещи. Пахло чем-то невообразимо приятным. Увидев девушку у стенда, он отчаянно смело направился к ней. Стильно одетая юная красавица удивленно смотрела на приближающегося типа.
- Добрый день,- почти прошептал Аполлон, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не сквозанули просительные интонации.
- Драссе.
- Я поэт, может быть, купите у меня книжку?
- а про чё там?
Аполлон приободрился.
- О жизни, о любви…
- О любви? Дай глянуть.- Аполлон полез в пакет, задрожавшей рукой вынул сероватый томик и протянул девушке. Та длинными полированными ноготками открыла книжку посередине, прочитала стихотворение. Потом еще одно. Сердце у Аполлона запрыгало. Но девушка, прочитав еще несколько стихов, закрыла книжку и вернула Аполлону.
- Не-а. Не возьму.
- А может, купите, недорого ведь. И, вижу, понравилось вам что-то,- Аполлон удивился своей наглости.
- Сказала не возьму…
- А почему?
- Не хочу. Да и страшная она. Куда я ее поставлю?
- Но, может все-таки…недорого совсем...
- Слышь, мужик. Ты сразу втыкайся, когда тебе говорят. Книжку не возьму. Пока.
Аполлон вышел на улицу. Темнело. Он побрел по тротуару, не обращая внимания на холод и ветер. Внутренности сводило от голода. Случайным взглядом увидел вывеску какого-то учреждения. Открыл старинную тяжелую дверь, прошел мимо вахтера, который не обратил на него внимания, видимо приняв за курьера или вовсе за кого-то из местных.
Поднялся на второй этаж. Длинный коридор с множеством дверей. Аполлон растерялся. В какую ткнуться? Присмотревшись, заметил, что одна из дверей приоткрыта. Направился к ней. По пути услышал, что из кабинета доносятся голоса. Вошел. На него уставились несколько пар мужских и женских глаз. В кабинете пахло бумагой и пылью, гудели мониторы компьютеров
- Добрый вечер,- слегка поклонившись, поприветствовал Аполлон присутствующих.
Ответа не последовало. Отличив из нескольких сидящих за компьютерами немолодую аккуратную женщину, подошел к ней. Увидел на столе там и сям лежащие бумаги, авторучки, пачку длинных сигарет.
Повторил: Здравствуйте
- Здравствуйте, не отрывая глаз от монитора, пробормотала женщина, - давайте Ваши бумаги. Вы от Сергея Петровича?
- Извините, нет. Я поэт. Книжку хочу продать.
Взгляд женщины замер. Она медленно повернулась к Аполлону. На лице ее уже загорался смех. Смеялась она долго и громко, чем обратила на себя внимание всего отдела.
- Марь Петровна! Что у тебя там? – послышались голоса.
- Поэт пришел. Книжку продает.
- Поэты не шляются где попало, а печатаются в журналах и книжки ихние в магазинах продаются, - послышался бас из угла. Аполлон смутился.
- Я, в самом деле, поэт. И книжка хорошая. Недорогая. О любви и о жизни…
Женщина перестала смеяться, - нет, не пойдет твоя поэзия. Вот если бы детектив или романчик какой про любовь. А стихи… Эй, дамы! Кому нужны стихи про любовь?! - гаркнула она на весь отдел. Теперь уже смеялись все. Аполлон шепотом извинился и вышел. Он опять оказался на улице. Темное осеннее небо накрыло город. Мимо катился широкий поток машин. Аполлон стоял и ни о чем не думал. Он не заметил, как поток стал медленно тормозить, а потом остановился. Напротив Аполлона распласталась длинная и широкая черная лакированная машина. И он, потеряв остатки разума, направился к ней. Постучал в черное стекло, которое через пару секунд бесшумно поехало вниз.
- Чё хотел, убогий?- прохрипел невидимый мужской голос. Аполлона обдало волной дорогого парфюма, и он увидел колени женщины, сидящей рядом с мужчиной. Пригнув голову, он пробормотал:
-Стихи вот. Хорошие. Может, купите? Недорого. Из машины к нему протянулась холеная женская рука и развернула ладонь. Пальчики изобразили: дай. Аполлон вытащил книжку и вложил в руку. Он видел сквозь полузакрытое стекло, как женщина читала книжку. Пробка была долгой. Женщина читала непрерывно. Потом закурила и продолжала читать. «Купит, - подумал Аполлон, - сейчас купит!». Пробка медленно начала двигаться. Окно бесшумно закрылось, и черная машина стронулась с места. Аполлон автоматически пошел за ней. Он думал, что водитель припаркуется и ему отдадут деньги. Однако автомобиль набирал ход, Аполлон уже бежал за ним. Тут машина рыкнула мощным двигателем и улетела вперед. Аполлон поскользнулся, ухватился рукой за фонарный столб, чтобы не упасть в грязь. В ладонь впилась какая-то проволока. Аполлон отдышался, посмотрел на руку. Она была в крови. Пришлось достать носовой платок и как-то замотать рану. Платок быстро набух красным и горячим, но кровь остановилась. Аполлон медленно пошел в сторону остановки трамвая. Путь можно было сократить, если пройти через торговые ряды и пролезть сквозь дыру в металлическом ограждении. Торговые палатки закрывались. Темноту расшвыривал ртутный неживой свет фонарей. Аполлон, опустив голову, шел вдоль рядов, стараясь не смотреть не пищевые ларьки.
- Эй, парень, - услышал он молодой прокуренный голос. Оглянулся. Его окликнула молодая торговка с обветренным лицом. Подошел.
- Продаешь чё? – кивнула она на пакет.
- Да книгу. Я поэт.
- Да врешь.
- Не вру.
- А про что книжка-то?
- Про любовь, про жизнь.
- Дай гляну.
Аполлон равнодушно полез в пакет. Тут его повело, и он чуть не упал.
- Ты чё? Обдолбался что ли?
- Нет. Это от голода,- Аполлону уже было все равно, что говорить. Он достал книжку. Книжку пересекла кровавая полоса.
- Щас другую достану, подождите…
- Да постой ты,- женщина быстро открыла книжку, прочитала несколько строк, потом зачастила: Ой, что делается-то, что делается со всеми…
Она воровато оглянулась: Денег у меня нет, все хозяин отбирает. Щас придет, сволочь. Дай пакет.
Апполон равнодушно протянул ей пакет.Та мгновенно сунула в него пару банок рыбных консервов, пачку макарон, потом, вздохнув, пакет молока.
- Все иди быстро, - прошептала ему, прижимая книжку с красной полосой поперек обложки к груди, - и не приходи сюда больше. Забьют до смерти.
Аполлон взял пакет, и, не поблагодарив, шаг за шагом убыстряя ходьбу, направился к черной дыре в старом металлическом ограждении. За забором визжали на повороте трамвайные колеса, и истерически дергался раздражающий ночное небо звонок.